PG_015

    Контрреволюционные решения ХХ съезда КПСС воодушевили и активизировали ревизионистов в странах народной демократии в рядах их коммунистических и рабочих партий, выжидавших благоприятного момента для открытого выступления против социализма.
    В Венгрии столкнулись интересы хрущёвских ревизионистов, титовцев и американских империалистов. В самой Венгрии обстановка также была сложной.
    Строительство социализма в Венгрии не носило радикального характера. Проводимая в Венгрии внутренняя политика создавала благоприятные условия для пролетариата, но одновременно способствовала укреплению позиций мелкой буржуазии. Венгерская партия Трудящихся представляла собою конгломерат из трёх обособленных составляющих - коммунисты из числа бывших военнопленных в Советском Союзе, старые коммунисты времён Бела Куна и социал-демократы. Этот конгломерат не был политически монолитным. Поэтому советским ревизионистам не потребовалось особых усилий для полной ликвидации Венгерской партии Трудящихся.
    В венгерской партии вокруг Ракоши сплотились старые коммунисты, такие как Герэ, Мюнних, а также ряд молодых кадров, не имеющих основательной революционной закалки.
    Ракоши я хорошо знал лично. Он был честным человеком, старым коммунистом, активным деятелем Коминтерна. Он шёл верным путём, но в партии у него было много врагов, а партия была в опасных размерах засорена случайными людьми с мелкобуржуазным сознанием. При жизни Сталина венгерские коммунисты имели надежных соратников за пределами страны в лице ВКП(б) и поэтому внутренние противоречия не проявлялись в столь опасных масштабах. После смерти товарища Сталина в Венгрии и венгерской партии стали проявляться сложные и опасные тенденции.
    Однажды во время беседы со мной товарищ Ракоши поделился своими опасениями по поводу положения в венгерской армии:
    - Армия у нас слабая, - сказал он. - Ощущается нехватка профессиональных кадров. Офицеры в основном перешли к нам на службу из старой хортистской армии. Поэтому мы набираем рабочих с заводов Чепель и после короткой подготовки ставим их на офицерские должности.
    - Без сильной народной армии, - сказал я, - вам не обойтись, не защитить социализм. Поэтому надо решительно убрать из армии хортистов. Вы правильно делаете, что пополняете армейские кадры рабочими. Однако политическому воспитанию рабочих тоже необходимо уделить самое серьёзное внимание.
    Во время нашей беседы вошёл Кадар. Ракоши представил нас друг другу. Кадар не стал участвовать в нашей беседе, а простился и уехал домой.
    После его ухода Ракоши сказал:
    - Кадар - молодой работник. Мы назначили его министром внутренних дел.
    Во время следующей беседы с товарищем Ракоши мы обсуждали в основном экономические проблемы. Ракоши сказал, что экономика Венгрии развивается весьма успешно, особенно сельское хозяйство. В сельском хозяйстве, мол, у них производится продуктов больше, чем требуется для потребления населением.
    Его информация свидетельствовала, что Ракоши имел склонность к преувеличению результатов труда, а его поведение отличалось избыточной экспансивностью. В то же время основной чертой его характера была безграничная доброта.
    В целом он правильно держал курс на строительство социализма. Уже тогда было видно, что против социалистического строительства в Венгрии и против венгерского руководства во главе с Ракоши усиленно действовала международная реакция, имевшая в стране опору в лице духовенства, кулачества и затаившихся хортистских фашистов. Действовала также титовская агентура во главе с Райком и Кадаром. С титовцами в Венгрии конкурировали хрущёвцы и их агентура. Ракоши принадлежал к старой гвардии Коминтерна, а Коминтерн был для современных ревизионистов «страшным зверем».
    Венгрия становилась ареной борьбы за корыстные интересы хрущёвцев, титовцев и контрреволюции, за спиной которой стоял американский империализм. Основной их удар был сконцентрирован против Венгерской партии Трудящихся во главе с Ракоши.
    В апреле 1957 года, ещё до уничтожения хрущёвцами «антипартийной группы» Маленкова, Молотова и других, я находился в Москве в составе нашей партийно-правительственной делегации. Во время неофициальной беседы с Хрущёвым, Молотовым, Булганиным и другими ко мне обратился будто в шутку Молотов:
    - Завтра Микоян вылетает в Вену. Видимо, там он тоже собирается «заварить кашу», как в Будапеште.
    - А разве события в Будапеште - дело рук Микояна?
    - А как же! - ответил Молотов.
    - В таком случае, - сказал я, - Микояна и близко нельзя подпускать к Будапешту.
    - Я согласен, - сказал Молотов. - Если Микоян появится в Будапеште, его там повесят.
    Во время этого разговора Хрущёв сидел с поникшей головой. Микоян бледнел, что-то шлёпал губами и цинично улыбался.
    - Я обязательно поеду в Будапешт, - вмешался в разговор Микоян. - Если повесят меня, то повесят и Кадара. Мы ведь вместе «заваривали там кашу». Думаю, что те, кто направил меня туда, не дадут нам шанса на подобный «отдых» на фонарном столбе. У меня в других местах дел ещё хватает.
    Мне стала ясна роль хрущёвцев в кровавой венгерской трагедии.
    Стремление хрущёвцев и титовцев ликвидировать социалистические завоевания в Венгрии совпадали. В этом стремлении они объединили свои контрреволюционные усилия. В качестве первого шага в своих коварных целях они поставили задачу добиться реабилитации провалившейся титовской агентуры - Кочи Дзодзе, Райка, Костова и других. Для этого они использовали практику контрреволюции в Советском Союзе. В Венгрии удалось осуществить эту тактику практически. Реабилитация Райка значительно подорвала позиции Ракоши.
    Ракоши и его соратники проявили либерализм в борьбе с врагами, и в этом заключается их роковая ошибка. Они не смогли мобилизовать партию, рабочий класс, свой народ, чтобы в зародыше пресечь наступающую контрреволюцию. Под нажимом внутренней и внешней реакции они пошли на уступки врагу в вопросе о реабилитации агентов буржуазии и тем самым ухудшили ситуацию в стране настолько, что это привело к кровавым контрреволюционным событиям.
    В июне 1956 года по дороге в Москву на Совещание СЭВ я сделал остановку в Будапеште и имел беседу с товарищами из Политбюро Венгерской партии Трудящихся. Я не застал там ни Ракоши, ни Хегедюша, ни Герэ, так как они уже отбыли в Москву. Однако и в Москве Ракоши не оказалось. Видимо, он находился в какой-нибудь советской клинике на «излечении» по инициативе хрущёвских ревизионистов. Действительно, через пару недель он был смещён с руководящих постов «по состоянию здоровья». Это способствовало ухудшению обстановки в ЦК и в Венгерской партии Трудящихся в целом.
    - В Центральном Комитете, - сказали мне товарищи из Политбюро, - сложилась неблагоприятная и тревожная обстановка. Нарастает противодействие Ракоши. Инициатива переходит в руки Фаркаша, бывшего члена Политбюро.
    - Я считаю, - сказал мне Бата, министр обороны, - что Фаркаша необходимо немедленно вывести из ЦК и исключить из партии. Он занимается антипартийной деятельностью, совершает враждебные, подрывные действия против партии и её политики, обвиняя Ракоши в неспособности руководить партией. Его поддерживает Роваи, который требует создать Комиссию для расследования деятельности Ракоши.
    - Получается, - сказал я, - что Центральный Комитет не доверяет Политбюро?
    - Да, действительно, - ответил один из товарищей. - Однако мы вынуждены согласиться по поводу создания Комиссии, но поставили условие, что доклад по результатам её работы должен быть представлен сначала на рассмотрение Политбюро.
    - Что это за Комиссия? - поинтересовался я. - Центральный Комитет должен поручить Политбюро проанализировать этот вопрос. Потому обсуждение доклада Комиссии на заседании Политбюро является нормальным и обязательным. Если Центральный Комитет сочтёт необходимым высказать недоверие Политбюро и переизбрать его, это тоже нормально и соответствует внутрипартийным правилам.
    Венгерские товарищи рассказали мне частный случай из тактики контрреволюционеров. Имре Надь, который был исключен из партии за контрреволюционную деятельность, устроил банкет по поводу своего дня рождения. На банкет было приглашено свыше 150 человек, в том числе - члены Центрального Комитета и Правительства. Некоторые коммунисты приняли это приглашение. Центральный Комитет занял безразличную позицию по этому факту и рекомендовал каждому приглашенному из своих товарищей индивидуально решать вопрос - принять приглашение предателя и контрреволюционера или принципиально отказаться.
    Обстановка в руководящих структурах партии ухудшалась с каждым днем.
    - В партии действуют целые контрреволюционные группы. Например, одна из них создана писателями, - поделился со мной один из товарищей. - Они активно пропагандируют материалы ХХ съезда КПСС и ведут пропаганду против нашей партии и её политики. В качестве образца для дальнейшего развития Венгрии они выставляют Югославию. Они требуют также широкого распространения опыта итальянских ревизионистов. В частности, требуют опубликовать без критики выступление Тольятти. Мы вынуждены были уступить их нажиму.
    - Тольятти, - ответил я, - является отъявленным ревизионистом. Мы, например, разъясняем низовым партийным организациям суть итальянского ревизионизма и наше отношение к нему. Мы доводим нашу позицию до всех членов партии. Мы не опубликовали выступление Тольятти. Однако оно было оглашено пражским радио без комментариев и разъяснений. Это нас весьма удивило.
    Из состоявшейся беседы я понял, что в венгерском Политбюро солидарность была кажущейся, формальной.
    Вечером мы продолжили беседу во время официального ужина.
    - Нельзя сидеть, сложа руки, - сказал я венгерским товарищам. - Обстановка становится угрожающей. Почему вы бездействуете? Почему вы не предпринимаете никаких мер против контрреволюционеров? Ваша бездеятельность может дорого обойтись вашей партии и вашему народу.
    - А что делать?
    - Необходимо немедленно закрыть клуб «Петефи», - порекомендовал я. - Необходимо арестовать главарей контрреволюции. Необходимо поднять рабочий класс и вооружить его. Необходимо силами вооружённых рабочих окружить Эстергом. Допустим, вы не можете арестовать Миндценти, но Имре Надя вы можете арестовать вполне обоснованно. Необходимо продемонстрировать решимость пролетариата отстоять свою власть, свою диктатуру - вплоть до расстрела отдельных наиболее опасных контрреволюционеров.
    Венгерские товарищи с удивлением слушали мои слова. Чувствовались их растерянность и нерешительность.
    - Мы не можем так поступить, товарищ Энвер, - ответил венгерский товарищ. - Мы не находим положение в Венгрии столь тревожным. Болтовня в клубе «Петефи» - ребячество. Не надо сгущать краски. Мы контролируем обстановку. Мы - хозяева положения сейчас. Если некоторые товарищи присутствовали на банкете у Имре Надя, то это - их личное дело. Они тем самым не дискредитировали ЦК и не встали на сторону контрреволюционера Надя.
    - Мне кажется, - подытожил я, - вы слишком упрощенно оцениваете ситуацию, примитивно, безответственно. Вы не замечаете грозящей вам опасности, и это может оказаться весьма чреватым для вашей партии и всего вашего народа. Мы хорошо знаем титовцев. Они являются отъявленными холуями империалистов, их агентами. Они будут усиленно добиваться своих контрреволюционных целей в Венгрии. Они добьются своего, если своевременно не принять решительных защитных мер, не дать им отпор.
    Но мои слова оказались гласом вопиющего в пустыне. Венгерские товарищи не согласились с моими доводами.
    Утром я вылетел в Москву. Сразу после прибытия я был приглашен на беседу с Сусловым. Я изложил ему свои опасения по поводу положения в Венгрии. Однако моя прямота и откровенность вызвали лишь недовольство и гнев Суслова.
    - Я не могу согласиться с вашими опасениями, - сказал он. - Может быть, вы недостаточно осведомлены.
    Он стал пространно обрисовывать положение в Венгрии со своей колокольни в самых радужных красках. Однако последующие события подтвердили мою правоту.
    В конце августа 1956 года я имел ещё один подробный разговор с Сусловым по поводу обстановки в Венгрии. В ходе разговора я попросил его в дальнейшем информировать более подробно нашу партию о положении в этой стране. Суслов согласился, но, как я понял, это было сделано лишь из дипломатической вежливости.
    - Действительно, - сказал мне Суслов, - враги поднимают шумиху по поводу Венгрии. Однако наша разведка и другие источники информации не сообщают ничего тревожного. Правда, имеют место некоторые студенческие волнения, но они находятся под контролем наших сторонников. По поводу Ракоши и Герэ могу сказать, что оба они допустили ошибки.
    - Согласен, - подтвердил я его последний тезис. - Очень большой и опасной ошибкой была реабилитация контрреволюционеров, титовских агентов, активно боровшихся против социализма.
    Суслов нахмурился и готов был взорваться бранью в мой адрес. Однако дипломатический этикет сдержал его.
    - Что касается товарища Имре Надя, то мы категорически не можем согласиться с вами, товарищ Энвер.
    - Меня коробит, когда вы называете Имре Надя «товарищем». Называть товарищем врага социализма, контрреволюционера, который давно занимается подрывной деятельностью против социализма! - ответил я.
    - Но ведь он раскаялся и выступил с самокритикой. Врагов надо тоже прощать, если они раскаялись.
    - Прощать можно не всякого врага. Можно простить второстепенного врага, который сам сложил оружие. Имре Надь не относится к таким. Он на деле, а не на словах продолжает вести борьбу против социализма - открыто. Врага можно прощать, но нельзя из врагов формировать отряд своих товарищей! Его самокритика является пустой болтовней, за которой нет подтверждения делом. Это - ширма, за которой скрывается враг. У вашей партии уже был опыт подобной «самокритики» со стороны троцкистов. Причём неоднократно. Мелкобуржуазная доверчивость и распущенность могут дорого обойтись венгерским товарищам.
    - Нет, - резко и раздраженно возразил Суслов. - Он выступил с самокритикой письменно. Вот доказательство!
    Суслов вынул из сейфа «объяснительную записку» Имре Надя, адресованную Коммунистической партии Советского Союза. Суть её сводилась к тому, что он в общих словах признавал некоторые ошибки и оплошности в своих действиях и просил у советских руководителей помощи и поддержки.
    - И вы поверили этой пустой и лицемерной бумажке? - спросил я.
    - Верим, - подтвердил Суслов. - Он признал свои ошибки. Мы должны быть великодушными. Человек просит помощи, и мы обязаны поддержать его в трудный час. Мы должны протянуть ему руку помощи.
    - Вы протягиваете руку закоренелому врагу социализма, изменнику и контрреволюционеру. В благодарность он в удобный для него момент укусит вашу руку, - возразил я. - Вы допускаете большую и опасную ошибку.
    На этом наша беседа с Сусловым закончилась. Я понял, что советские ревизионисты, свергнув Ракоши, оказались в весьма растерянном состоянии. Буря приближалась, а они не знали - что делать. Они, видимо, предпринимали лихорадочные попытки перевербовать титовскую агентуру, чтобы не потерять свои позиции в Венгрии в конкурентной борьбе с титовцами после разгрома ими Ракоши и его товарищей. Не исключаю, что одновременно советские ревизионисты вели закулисный торг с Тито и титовцами за раздел влияния в Венгрии. Видимо, хрущёвцы ухватились за кандидатуру Имре Надя в качестве основного проводника их интересов в Венгрии. Дальнейшие события подтвердили правильность моих предположений.
    Опора в руководящих органах партии у Ракоши была, как показала практика, очень слабой. Реакция действовала открыто и нагло. Контрреволюционер и изменник Имре Надь, прикрываясь коммунистической одёжкой, стал знаменем борьбы титовцев против Ракоши. Ракоши, почувствовав эту опасность, предпринял некоторые меры против Имре Надя. Но, к сожалению, только против Имре Надя, то есть меры были поверхностными и носили частный характер. Например, в конце 1955 года Имре Надь - только Имре Надь - был исключен из партии за открытую контрреволюционную деятельность. Однако эти меры оказались слишком запоздалыми. Паутина контрреволюции уже плотно опутывала всю Венгрию. Спасти положение могли только немедленные, решительные и радикальные меры. Но Венгерская партия Трудящихся оказалась неспособной на подобные действия.
    Против Ракоши единым фронтом выступили местные контрреволюционеры - Анна Кетки, Миндценти и другие враги социализма в Венгрии, титовцы, хрущёвцы и внешняя реакция. Накапливались силы для вооружённой контрреволюции на территории Венгрии, Австрии и других стран, забрасывались на территорию Венгрии боевики и оружие.
    Клуб «Петефи» стал организационным центром реакции. Под видом культурного клуба Союза молодежи - под самым носом у венгерской партии - реакционная интеллигенция не только вела пропаганду против социализма и диктатуры пролетариата, но практически подготавливала и организовывала контрреволюцию. Наступил момент, когда этот реакционный вертеп открыто предъявил ультиматум партии и правительству. Пока у руководства находился Ракоши, партия предпринимала некоторые незначительные профилактические меры. Например, Центральный Комитет принял резолюцию с осуждением контрреволюционной деятельности клуба «Петефи», из партии были исключены двое наиболее реакционных писателей. Однако это было больше всего похоже на шлепки непомерно расшалившемуся ребенку, а не на радикальные меры против готовившейся контрреволюции.
    Изменник Имре Надь превратил свой дом в открытую явочную квартиру для контрреволюционеров. На стороне Имре Надя были некоторые члены Центрального Комитета Венгерской партии Трудящихся. Венгерские руководители курсировали между Будапештом и Москвой, оправдываясь и ища поддержки. Всё это расчищало путь к власти изменнику Имре Надю и контрреволюционным силам.
    Я понял, что отстранение от руководства партией Ракоши было согласовано с Москвой. Он был свергнут совместными усилиями титовцев, хрущёвцев и венгерских контрреволюционеров из состава руководства партии. Первоначально враги раздули заслуги товарища Матиаса Ракоши. Потом стали поднимать шум об ошибках, якобы допущенных им в руководстве и, наконец, объявили его вместе с соратниками «преступной шайкой Ракоши». Со стороны хрущёвцев этим заговором против Ракоши руководил Суслов.
    Видимо, Ракоши был последним препятствием на пути контрреволюции к власти. Далее события стали развиваться бешеным темпом. Первоначально Ракоши сменил Герэ, но он продержался на этом посту «считанные дни». Его место занял Кадар, который до этого сидел в тюрьме за контрреволюционную деятельность и лишь недавно был реабилитирован. Поэтому титовцы и хрущёвцы сначала протащили Кадара в Политбюро, и лишь после этого он воцарился во главе партии.
    После июльского Пленума 1956 года, когда Ракоши оставил пост руководителя партии, окончательно рухнул авторитет партии и правительства, а реакция вышла на просторы контрреволюционной деятельности, наращивая темпы. Контрреволюция открыто потребовала реабилитации Надя и снятия с руководящих постов тех немногих товарищей, которые остались верны делу социализма. Герэ, Хегедюш и их соратники колесили по стране, обещая «демократию», «социалистическую законность» и повышение окладов, чтобы приглушить разгорающиеся в обществе страсти. Их действия не отличались марксистско-ленинской последовательностью и принципиальностью, а осуществлялись под давлением мелкобуржуазной стихии и реакции.
    Следующим этапом наступления контрреволюции стал «счастливый» период либерализации, освобождения из тюрем преступников и реабилитации врагов.
    Изменник Райк был пышно перезахоронен как герой и страдалец, но пока под пение «Интернационала». Теперь этот изменник стал «товарищем» Райком, и его имя произносили наравне с именем национального героя Венгрии Кошута. Надь тоже был прощён и восстановлен в партии.
    Были выпущены из тюрем государственные и уголовные преступники - офицеры и священники, изменники и просто воры и убийцы - и объявлены «невинными жертвами репрессий преступной группы Ракоши, Габора Петери и Михаила Фаркаша». Последний в те же дни был брошен в тюрьму. Началось массовое «покаяние» высокопоставленных государственных чиновников «за учинённые ранее преступной шайкой Ракоши репрессии».
    Даже видные и старейшие деятели партии были духовно сломлены и опустились до мелкой трусости, оппортунизма и предательства своих товарищей. Так, под давлением хрущёвцев Хегедюш публично заявил: «Мы выражаем глубокое сожаление по поводу того, что наша партия и наше правительство оклеветали югославов». Герэ также в своей первой речи на посту руководителя партии покаялся: «Наша партия находится в долгу перед Союзом коммунистов Югославии и руководителями Югославии. Она должна осудить клеветнические измышления с нашей стороны, нанесшие ущерб Федеративной Народной Республике Югославии».
    Герэ, Хегедюш и Кадар посетили Белград и поставили последнюю точку в своей трусости и измене во время переговоров с Ранковичем. Далее начались открытые контрреволюционные беспорядки, в результате которых Герэ был выброшен на свалку, а партию возглавил Кадар, втиснутый на этот пост хрущёвцами - при непосредственном участии Хрущёва, Микояна и Суслова.
    Имре Надь набирал силу. Тито торжествовал победу. Венгерская реакция фактически пришла к власти. Стали восстанавливаться реакционные буржуазные партии - фашистские, хортистские, клерикальные. В страну хлынул поток оружия - в первую очередь из Австрии. Под видом туристов в Венгрию стали проникать десятки тысяч диверсантов и террористов. Открыто зазвучали призывы к расправе с социалистическим строем.
    По пути из Китая, в октябре 1956 года, я сделал остановку в Будапеште. Венгерские товарищи радостно известили меня, что в последнее время «Венгрию посещают до 20000 туристов» и это, мол, даёт стране весомый валютный доход. Я немного охладил их восторг, объяснив, что в подобной обстановке резко возросший и бесконтрольный наплыв туристов может таить в себе серьёзную опасность.
    О кровавых контрреволюционных событиях в Будапеште мне достаточно подробно известно от нашего посла. Первоначально разъярённые толпы контрреволюционеров и мелкобуржуазных элементов попытались свалить памятник Сталину, ещё уцелевший на одной из площадей Будапешта. Они пробовали сокрушить его с помощью тяжёлой техники, но памятник выстоял. Тогда они разрезали его на куски с помощью газорезательного оборудования. Для контрреволюции этот акт был символическим, воодушевляющим их на кровавую бойню и другие злодеяния против живых людей. Во всём городе воцарились разбой, убийства, бесчинства.
    Имре Надь вновь продемонстрировал своё предательское нутро. На этот раз он предал Хрущёва и Суслова - своих патронов. Надь публично выступил со своей реакционной программой и объявил о выходе Венгрии из Варшавского Договора. Тем самым он плюнул хрущёвцам в лицо.
    Советским послом в Венгрии был в это время Юрий Андропов - работник КГБ, который позднее сыграл довольно подлую роль в отношении Албании. В силу своего служебного положения он сразу оказался в водовороте контрреволюции - причём в самом неприглядном виде. Из-за предательства Надя советские ревизионисты оказались в щекотливом положении - им нужно было либо безоговорочно убраться из Венгрии, либо использовать вооружённую силу - Советскую Армию - для сохранения своих позиций в Венгрии. Хрущёвцы выбрали второй вариант. Но даже в подобной ситуации Андропов заявил нашему послу в Будапеште:
    - Повстанцев нельзя называть контрреволюционерами, так как среди них есть и честные обманутые люди. Новое венгерское правительство - хорошее и его необходимо всячески поддерживать, чтобы стабилизировать обстановку в стране.
    - Как вы оцениваете последнее выступление Надя? - спросил его наш посол.
    - Нормально, прекрасно, - ответил Андропов. - Правда, в его выступлении явно просматривается антисоветчина. Однако это простительно, так как он не хочет утратить доверие масс. Политбюро теперь тоже достойно похвалы и пользуется нашим доверием.
    Контрреволюционеры действовали настолько нагло, что самого Андропова и весь персонал его посольства они выгнали на улицу и удерживали несколько часов в кольце вооружённых головорезов. Видимо, решали их судьбу - арестовывать или нет. Мы дали указание нашему послу принять решительные меры по защите посольства. Мы дали ему указание установить пулемёт и без колебаний открывать огонь в случае штурма посольства. Наш посол обратился к Андропову с просьбой выделить необходимое оружие для защиты албанского посольства, поскольку мы не держали в своих посольствах подобного оружия. У советских же в Венгрии находилась армия. Андропов категорически отказал нам.
    - Мы пользуемся дипломатическим иммунитетом, - сказал он, - дипломатов никто не тронет.
    - Какой там дипломатический иммунитет?! - возразил наш посол. - Они ведь лично вас и весь персонал вашего посольства выгнали на улицу и фактически угрожали расправой.
    - Нет, нет, - категорически заявил Андропов. - Если мы дадим вам оружие, то это может вызвать ряд дипломатических неприятностей.
    - Ну, что ж, - ответил наш представитель. - В таком случае я официально прошу вас от имени албанского правительства.
    - Я запрошу Москву, - ответил Андропов.
    Вечером Москва ответила отказом.
    - Ладно, - заявил Андропову наш посол. - Только знайте, что мы будем защищаться до последнего патрона единственным револьвером и теми охотничьими ружьями, которые у нас есть в наличии. Мы будем защищаться решительно до последней капли крови.
    После этого разговора Андропов трусливо заперся в своем посольстве, боясь высунуть нос на улицу. Однако мелкая подлость со стороны Андропова и хрущёвцев в Москве не ограничилась одним этим фактом.
    Один из ответственных работников венгерского Министерства иностранных дел, спасаясь от преследования и расправы со стороны бандитов, попросил убежища в нашем посольстве. Он сказал нашим товарищам, что только что представители советского посольства отказали ему в убежище, сославшись на дипломатические неприятности для них и оставив его беззащитным на растерзание бандитам.
    Советские войска, размещённые в Венгрии, первоначально пытались вмешаться в события, однако, по требованию Надя и Кадара, заняли нейтралитет и просто наблюдали за кровавой расправой бандитов над венгерскими активистами и населением. Одновременно советское правительство заявило о своей готовности начать переговоры о выводе советских войск с территории Венгрии. Хрущёвцы были напуганы кровавыми событиями в Венгрии и дрожали от страха. В то же время Тито всячески поддерживал вооружённый путч и кровавую резню в Венгрии. Югославские войска были подтянуты к границам Венгрии и были готовы вторгнуться на её территорию в любой момент. Для дипломатических переговоров из Москвы в Будапешт прибыли Микоян и Суслов.
    Я выступил через посла в Тиране от имени нашей партии с заявлением по вопросу действий советского правительства, заявив:
    - Правительство Советского Союза не информирует нас, своих товарищей и союзников, о своих позициях и действиях в Венгрии. Это даёт нам основание оценивать планы и действия советского руководства как закулисные интриги и отход от марксистско-ленинских принципов во взаимоотношениях между коммунистами и социалистическими государствами. По нашему убеждению Тито и его сообщники прямо и непосредственно причастны к контрреволюции, к кровавым событиям в Венгрии. Однако советское руководство не разъясняет своим союзникам откровенные и целенаправленные козни и преступления титовцев, не разоблачает их и тем самым способствуют сдаче Венгрии в руки империалистов. Мы считаем, что Советскому Союзу необходимо немедленно и решительно вмешаться, остановить кровопролитие и контрреволюцию и защитить народно-демократическую власть в Венгрии. Иначе будет поздно.
    Я осудил непростительную доверчивость и медлительность со стороны советского руководства. Я обвинил Имре Надя, Хрущёва и Суслова персонально в преступной бездеятельности. В ответ на это посол заявил мне, что Москва не позволит врагу взять Венгрию и обещал довести до сведения советского руководства содержание моего заявления.
    В это время в Венгрии и в Будапеште, в частности, свирепствовали контрреволюционные силы, нарастали кровавые события. Вооружённая империалистами реакция расстреливала на улицах коммунистов и просто демократически настроенных людей, уничтожала целые семьи, не щадя детей, подвергала захваченных людей пыткам и издевательствам, сжигала дома. Уже многие дни в Будапеште царил настоящий разбой.

Свидетельства очевидцев (ред.)

Я жила на втором этаже. Когда меня схватили и погнали вниз, я видела, как в коридоре бандиты добивали соседа-коммуниста. Второго соседа, коммуниста, офицера армии повесили перед домом на суке дерева вниз головой. Верёвка оборвалась. Бандиты стали зверски избивать его ногами и железными прутьями, а потом снова повесили. Другому убитому бандиты затолкали в рот скомканный партийный билет…

Из воспоминаний жительницы Будапешта
И. Хайош

    Из подвала горящего дома выбежал мужчина с белокурым сынишкой на руках, лет 4-х или 5-ти. Бандиты схватили его и забили насмерть. Затем его труп был повешен за ноги на дереве. Мальчик остался лежать под деревом без сознания…
    Фашисты расстреливали женщин, стоящих в очередях за хлебом. Это я видел на углу улиц Изабеллы и Ласло Рудаша и на площади у парламента.
    Людям выкалывали глаза, выламывали пальцы, забивали железными прутьями. Несколько человек были повешены на фонарях на улице Ракоци. На площади имени Москвы бандиты повесили на деревьях вниз головой около 30 человек, затем их облили бензином и сожгли заживо…

Из показаний корреспондента газеты
«Мадьяр Фюггетленшаг»

Я попал в отряд, которым командовал капитан, одетый в штатскую одежду. Мы ходили по выданным нам адресам для расправы с работниками государственной безопасности и коммунистами. В районе гостиницы «Рояль» мы зашли по одному адресу на третий этаж дома. Мы застали дома хозяина с женой и шестилетней девочкой. Капитан сначала до полусмерти избил мужчину, затем ножницами отрезал ему уши и нос. Только после этих издевательств он пристрелил его из автомата. Жена хозяина квартиры попыталась бежать, но один из нас прикончил её выстрелом. Потом мы пристрелили девочку…

Из протокола допроса контрреволюционера Яноша Силаиди

    Незначительное сопротивление бандитам оказывали только отряды Комитета государственной безопасности. Кадар издал указ о роспуске Венгерской партии Трудящихся. Венгерская армия была нейтрализована и ликвидирована. Кадар, Надь и их сообщники объявили о создании новой партии под их руководством - Венгерской Социалистической Рабочей партии.
    На улицах Будапешта лилась кровь, а советское посольство было окружено советскими танками и внутри его Микоян, Суслов, Андропов и другие плели свои закулисные интриги.
    Венгерская реакция во главе с Кадаром и Имре Надем во время парламентских дискуссий открыто призывала западные капиталистические державы к вооружённому вторжению в Венгрию против советских.
    Перепуганный подобными призывами Никита Хрущёв отдал приказ задействовать советские бронетанковые войска в Будапеште. В столице Венгрии завязались уличные бои между советскими войсками и венгерской реакцией. Микоян отправил Андропова на танке в венгерский парламент, чтобы доставить к нему Кадара и заставить его служить интересам советских.
    Кадар предал своих предыдущих хозяев, титовцев и западных капиталистов, и стал служить советским ревизионистам. Он призвал венгерский народ прекратить беспорядки, а контрреволюцию - сложить оружие и сдаться советским.
    Правительство Надя рухнуло. Надь укрылся в югославском посольстве. Контрреволюционный мятеж был подавлен. Всем было ясно, что Надь был агентом титовцев и мировой реакции. Правда, он пользовался и поддержкой советских, но надеялся взлететь выше и поэтому в удобный момент предал хрущёвцев. Несколько месяцев Хрущёв добивался от югославов выдачи Надя. Однако титовцы упорно не выдавали своего агента. В результате длительных торгов было найдено компромиссное решение - Надя выдворили в Румынию.
    По этому поводу нас информировал советский посол в Тиране Крылов. Я высказал наше мнение в связи с этим:
    - Имре Надь - предатель. Он развязал в Венгрии кровопролитную резню, пытался установить фашистскую диктатуру. Теперь вы предлагаете укрыть от правосудия в дружественной стране изменника и преступника, который расстреливал коммунистов, истязал прогрессивных людей, убивал советских солдат и призывал империалистов к интервенции против Венгрии. Мы не согласны с этим.
    Чтобы утихомирить страсти вокруг кровавых событий в Венгрии, Надь был казнён. Надь вполне заслужил смертную казнь за содеянные им злодеяния - с этим мы согласны. Однако мы не согласились с тем, что он был казнен тайно, без суда. Его необходимо было судить открыто и казнить публично по законам той страны, где он совершил столько кровавых преступлений. Однако хрущёвцы, титовцы и Кадар боялись гласного суда, так как Надь мог изобличить их соучастие в венгерском кровопролитии, назвав тех, кто закулисно управлял контрреволюцией.
    Позже появилось много фактов, доказывающих причастность советского руководства к кровавым венгерским событиям. Ими был свергнут Ракоши и выдвинут в руководители Надь. Более того, между хрущёвцами и титовцами осуществлялись постоянные контакты - в частности, перед и во время венгерской контрреволюции. Хрущёв и Маленков в этот период встречались негласно с Тито на Брионах.
    Вскоре советские руководители всё-таки ознакомили нас с некоторой их перепиской с титовцами в связи с венгерскими событиями. Факты, изложенные в этих документах, вызвали у нас большое беспокойство, так как они носили принципиальный характер и содержали значительные отклонения от марксизма-ленинизма. Однако в то время мы ещё считали, что нельзя открыто вступать на основании только этих фактов в борьбу с советскими руководителями, так как Советский Союз был оплотом нашего единства и подвергался яростным атакам империалистов и мировой реакции. Мы считали, что в подобной ситуации необходимо все доводы и мнения тщательно обдумать и взвесить. Поэтому мы высказали свои позиции советским руководителям в товарищеском тоне, в порядке наших двусторонних отношений.
    Я попросил советского посла Крылова зайти ко мне для беседы.
    - Я хотел бы уяснить ряд вопросов по содержанию полученных нами писем. Прежде всего, ставлю вас в известность, что мы отвергаем клеветнические нападки на нашу партию со стороны титовцев. Одновременно нас удивляет, что Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза не отвергает враждебные нападки на нас со стороны титовцев, отмалчивается. Мы удивлены также, что советские руководители не заняли принципиальной позиции по отношению к югославскому ревизионизму, то есть продемонстрировали свою двусмысленную позицию.
    Мы не можем понять, почему до и во время венгерской контрреволюции советские руководители скрытно контактировали с югославскими ревизионистами, которые по нашим данным, известным и советскому руководству, вели агентурную и раскольническую деятельность в странах народной демократии, и какова действительная роль Советского Союза в кровавых событиях в Венгрии.
    В письме Хрущёва к Тито сказано: «Вы были вполне довольны тем, что Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза ещё летом этого года, в связи с устранением Ракоши, стремился к тому, чтобы Кадар стал первым секретарем». У нас невольно возник вопрос: Где был сформирован Центральный Комитет Венгерской партии Трудящихся - в Будапеште или в Советском Союзе?
    На первые мои вопросы Крылов, как обычно, отмолчался. По последнему он попытался выкрутиться:
    - Видимо, венгерские товарищи приехали в Крым отдыхать и заодно обсудили этот вопрос. Представители ЦК КПСС, как мне доподлинно известно, ответили им, что «целесообразнее будет избрать Кадара».
    - Значит, руководство Коммунистической партии Советского Союза было не за Герэ, а за Кадара? - уточнил я.
    - Да. Письмо подтверждает это, - смущённо констатировал Крылов.
    - Кроме того, - продолжал я, - правительство Кадара было сформировано в результате согласования его состава с советским руководством и Тито. Так это?
    - Да, - выдавил из себя невольное согласие Крылов. - Видимо, так оно и было.
    - Наше Политбюро считает неправильным то, что Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза согласовывает руководящий состав партии и государства в Венгрии с Тито, который является врагом марксизма-ленинизма. Наши взгляды по этим вопросам должны быть хорошо известны советским руководителям. Вы своевременно передали наши выводы по этим вопросам в Москву? - задал я очередной вопрос.
    - Да, - ответил советский посол, - я сразу же передал содержание нашей беседы в Москву.
    В заключение беседы, как бы мимоходом, Крылов спросил меня:
    - Вы твёрдо намерены судить открыто Дали Ндреу?
    Я прекрасно понимал, что именно этот вопрос более всего интересовал советского посла. По всей видимости, разоблачение агентуры югославских ревизионистов и открытый суд над видными титовскими агентами Лири Гега и Дали Ндреу были очень не по нутру советским руководителям, не соответствовали их политике.
    - Судебный процесс подготовлен и обязательно состоится, - твёрдо ответил я Крылову. - Дали Ндреу и Лири Гега являются предателями и агентами наших врагов. Они готовили заговор против нашей партии и нашего государства, отчетливо сознавая, что в случае провала заговора им придётся держать ответ перед судом и албанским народом. Их заговор провалился. Они пытались бежать и были задержаны вблизи нашей государственной границы. Их враждебная деятельность в ходе следствия полностью доказана. Кроме того, они сами признали свою вину и подтвердили выдвинутые следствием обвинения. Если Тито не прекратит враждебной деятельности против Албании, мы предадим широкой огласке деятельность титовской агентуры против нашей страны, подтвердим это неопровержимыми фактами, вещественными уликами, магнитофонными записями и дадим другие достоверные подтверждения. Титовцы не только пытаются вонзить нож нам в спину, но распространяют клевету на нашу партию, наше правительство и албанский народ. Мы вынуждены будем дать им решительный отпор.
    Крылов ушёл от меня как побитая собака, будучи не в состоянии опровергнуть наши обвинения, претензии и неприятные для хрущёвцев и титовцев выводы.

(Печатается с номера 7. Продолжение главы в следующем номере)

Перевод с албанского под редакцией Алексея Данко

Гостевая книга

Форум