Познакомился я с одесским комсомольцем Богданом в конце мая 2002 года, по дороге в трамвайное депо. Мы двинулись туда организованной группой. Целью нашего визита была политическая агитация среди рабочих этого предприятия. В депо назревала забастовка, так что мы с товарищами появились в нужный момент.

2FC9BC6D Фамилию Богдана я еще не знал. В тот день я мало с ним общался. Только заметил, что Богдан – типичный одессит: веселый, доброжелательный и жизнерадостный.

Потом я Богдана не видел довольно долго. О нем среди коммунистов и комсомольцев ходили тогда нехорошие слухи. Достоверно было известно лишь то, что Богдан в прошлом году был осужден за взрыв памятника жертвам «красного террора», который поставили местные «демократы» своим отцам и дедам, репрессированным в годы Советской власти. Богдан получил за это условный срок. Некоторые говорили о нем, как о провокаторе. С Богданом боялись общаться.

А вот я почему-то не хотел верить этим слухам. Я всегда считал и считаю, что прежде, чем составить о человеке определенное мнение, всю информацию о нем следует тщательно проверять! Иначе, вследствие необоснованной шпиономании, можно не заметить настоящих врагов.

Я решил навести справки о Богдане у товарищей, которые его хорошо знали. Меня Богдан еще заинтересовал и как первый одесский «красный террорист» начала ХХI века. Так вот, Саша Герасимов и Андрей Яковенко не подтвердили в отношении Богдана ничего плохого.

Человек впервые за годы реставрации капитализма в его родном городе громко выразил свой социальный протест - и был неправильно понят. К счастью, не всеми. Мы с товарищами к тому времени уже пришли к пониманию необходимости перехода на новый уровень борьбы с буржуазным режимом. А Богдан первым вышел на этот новый уровень! У меня потом была возможность убедиться в безупречном мужестве и порядочности Богдана, причем в ситуации куда более страшной, в которой мы с ним скоро оказались.

На свободе последний раз я случайно встретил Богдана в начале декабря 2002 года, на одном из комсомольских собраний в центре города. Потом мы вместе шли домой, нам было в одну сторону. Помню, Богдан был тогда в хорошем настроении. Правда, он с сожалением отметил, что после прошлогодней истории родители стараются поменьше отпускать его из дома, т.к. сильно за него волнуются. Еще Богдан сказал, что он пока не может активно заниматься политической деятельностью, а на это комсомольское собрание выбрался совершенно случайно. Я узнал, что Богдан – студент строительного института, занимается легкой атлетикой и не имеет вредных привычек. На прощание Богдан мне сказал, что он «идет домой держать оборону».

Об аресте Богдана я узнал от следователя Николаевского УСБУ Грицая, когда сам оказался в их руках. Грицай спросил меня: «Зинченко знаешь?». Так мне стала известна его фамилия. Я ответил Грицаю, что на свободе видел Богдана всего лишь 2-3 раза, и считаю его самым обыкновенным комсомольцем.

После того памятного разговора со следователем Грицаем я долго ничего не знал о Богдане. Ведь в Николаевском СИЗО у меня практически не было возможности общаться с моими товарищами-подельниками или получать о них какие-либо сведения. Встретились мы с Богданом на этапе Николаев-Одесса в «столыпинском вагоне». Произошло это 23 февраля 2003 года. Богдан и Сергей Бердюгин ехали в соседних купе-клетках. Мы поздравили друг друга с Днем Советской Армии.

Наконец-то я мог с Богданом основательно поговорить! Начали мы с ним общаться в «столыпине» и продолжили уже в «воронке» по пути с вокзала на Одесский централ. «Воронок» был битком набит зэками-этапщиками, а Богдан сидел совсем рядом со мной, сразу за решеткой. Его рука была прикована к решетке наручником. Нас, «политических», везли по этапу как особо опасных партизан. Еще в Николаеве, по пути из тюрьмы на вокзал, конвойные запретили общаться со мной другим зэкам.

По пути на тюрьму Богдан мне рассказал, что его, как и всех наших, «прессовали», т.е. мучили, но он никаких показаний не давал и на предъявленное обвинение ответил полным отказом. Свой арест Богдан считал необоснованным политическим преследованием со стороны украинских властей. Меня Богдан просил не сдаваться и никого не оговаривать. От Богдана я еще узнал, что есть такой Комитет помощи политическим заключенным в Москве, и нам всем будет от него поддержка - сначала передачами, а в перспективе нам помогут выйти на свободу. Оказалось, что Богдана «взяли» самым последним из нас, 20 декабря прошлого года, в военно-патриотическом клубе.

В этот момент нас стали выгружать из «воронка» и развели в разные стороны. В следующий раз я встретил Богдана при выезде на следственные действия, в мае 2003 года. Богдан, как всегда, был настроен оптимистично. Рассказал много интересного. За прошедшие месяцы его два раза «кидали» на карантин. В Одесском СИЗО так называют 6-й корпус, где содержатся в тяжелых условиях вновь прибывшие «первоходы». Никто из нас там не был. Всех наших с этапа отправили в корпуса для длительного содержания подследственных. Богдану в этом плане повезло меньше всех. Он, единственный, с этапа «заехал» на карантин. В апреле его перевели на первый корпус, где в основном содержатся осужденные, и есть несколько больших «следственных хат». В одной из таких «хат» Богдан и посидел, но недолго. Узнав там о начале войны в Ираке, он сагитировал 8 зэков-сокамерников, и они оказией отправили в американское посольство в Киеве коллективный протест против агрессии США на Ближнем Востоке. Эта смелая акция вызвала большой шум на международном уровне. «Хозяин» (начальник тюрьмы) перебросил Богдана снова на карантин.

А Богдан все равно не унывал! Говорил, что когда, после суда, он «поедет на лагерь», то там продолжит свои занятия легкой атлетикой – будет бегать по «локалке» (место прогулки зэков).

Также я узнал подробности его ареста. Богдан был уже в курсе, что меня, Герасимова и Яковенко схватили и увезли из города в неизвестном направлении, но не ожидал, что «возьмут» и его. Вечером 20 декабря 2002 года он пришел в военно-патриотический клуб, где собирались одесские комсомольцы и более старшие товарищи, чтобы узнать о судьбе арестованных. И сам был схвачен, когда на минуту вышел на улицу подышать свежим воздухом, т.к. в клубе было очень душно. В присутствии других они Богдана брать не хотели. Боялись, видно, чтобы им не помешали. Поэтому и выбрали момент, когда Богдан остался один.

Насколько мне известно, Богдан Зинченко до самого суда вообще отказывался о чем-либо разговаривать со следователями СБУ. В Одессе николаевский следак Коваленко даже угрожал ему, но безрезультатно. Стойкость и мужество Богдана оценили по достоинству и наши враги. Я сам слышал, как следователи говорили между собой: «Если бы все коммунисты были такими, как Богдан, то они до сих пор находились бы у власти!».

На обратном пути из СБУ Богдан был добровольным гидом Артема, рассказывал ему о районах Одессы, которые мы успевали увидеть через решетку двери «воронка».

Потом был суд. На первом судебном заседании 24 сентября 2003 года Богдан несколько раз крикнул на весь зал: «Свободу политическим заключенным!». Все прекрасно его слышали: судьи, конвоиры, товарищи в зале, журналисты.

В показаниях, данных суду, Богдан открыто высказал свои политические убеждения, свое неприятие существующего строя и солидарность с арестованными товарищами. Своей вины Богдан не признал, но в то же время сказал, что не осуждает товарищей-подельников за уголовно наказуемые действия, направленные на разрушение буржуазной системы.

Этой линии Богдан придерживался на протяжении всего процесса. Ему были предъявлены обвинения в совершении тяжких уголовных преступлений, но ни одно из них не было доказано. Товарищи, сидевшие рядом на скамье подсудимых, в основном все старались помочь Богдану оправдать себя и выйти на свободу. У Богдана на все было твердое алиби. Показания свидетелей обвинения в отношении его звучали неубедительно и, по моему убеждению, сфабрикованы были еще на предварительном следствии. Кроме всего прочего, у Богдана – безупречная репутация хорошего студента и отличного спортсмена, что подтвердили в суде его тренер и его мать, которая выложила перед судьями похвальные грамоты с места учебы и спортивные награды сына.

Иногда даже начинало казаться, что этот судебный процесс закончится для Богдана благополучно, и что его освободят прямо из зала суда. Однажды Богдан встал со скамейки «воронка», когда нас везли по городу, и, со свойственным ему оптимизмом, «толкнул» перед нами речь: «Пацаны, вы хоть знаете, за что вы катаетесь! А мне уже надоело кататься! Я освобожусь и не буду заниматься политикой. Разве что правозащитной деятельностью, чтобы вам помочь. У меня пожилые родители, и я должен работать и приносить домой деньги».

Да, живи мы сейчас в социалистическом государстве, разве бы стали тогда кататься по этапам и судам? Давно бы уже все спокойно работали и получали бы достойную зарплату за свой труд! Если и был Богдан в чем-то виновен, согласно нынешнему буржуазному законодательству, так только в открытом неприятии капиталистической системы и порождаемых ею человеческих пороков: проституции, наркомании, стяжательства, измены и предательства.

Как известно, права подсудимых в ходе судебного процесса постоянно и грубо нарушались. К началу лета 2004 года уже можно было предсказать, чем закончится суд. Практически всем подсудимым был заранее написан вызывающе несправедливый приговор. Оставалось его только огласить. В отчаянной попытке добиться справедливого судебного следствия, Богдан принял участие в голодовке вместе с большинством арестованных товарищей и мужественно держался до конца. Уже перед приговором подсудимые приняли совместное решение «выйти» из голодовки и продолжать борьбу иными средствами. Возможно, сыграло роль, так сказать, влияние извне. Процесс был открытый, и все, кто посещал судебные заседания, могли видеть, как исхудали участники голодовки. Некоторые выглядели просто как живые скелеты… Люди, не выдерживая этого зрелища, из зала кричали: «Ребята, хватит вам голодать! Не надо метать бисер перед свиньями!».

Когда мы ехали на приговор, Богдан мне сказал: «Хоть бы ты освободился!». Так и получилось. Мне дали «условно»… Но только мне одному! Остальные товарищи остались там. Богдан тоже. С учетом неоконченного первого условного срока его приговорили в общей сложности к 12 годам лишения свободы.

Украинское государство, претендующее в своей Конституции на звание правового, демократического и цивилизованного, осудило своего гражданина на длительный срок лишения свободы, так и не доказав его вины! И это - далеко не редкий случай в судебно-правовой практике «незалежной» Украины.

Украинские власти многое не могли простить молодому студенту Зинченко Богдану Леонидовичу, 1983 г.р. И твердость коммунистических убеждений, и голодовку, и то, что он продолжал заниматься агитацией даже в местах лишения свободы.… И тот лозунг, который он придумал в начале 2002 года в ходе предвыборной кампании в Одесский Облсовет в поддержку кандидата от Компартии и признанного комсомольского лидера Одесщины: «Чтоб режим поставить к стенке – голосуй за Яковенко!».

Приговор вынесен. Богдан будет его обжаловать. Борьба за свободу продолжается.

ГОВОРИТ ПОЛИТЗАКЛЮЧЕННЫЙ ЗИНЧЕНКО БОГДАН ЛЕОНИДОВИЧ

За что меня осудили незаконно на 12 лет?

1. За активное участие в жизни Комсомола;

2. За мои политические взгляды (социальная справедливость, социализм, восстановление СССР мирным путем);

3. За отказ выполнить оговорить по требованию СБУ моих товарищей;

4. За отказ признать перед СБК и Одесским Апелляционным судом признать предъявленные мне обвинения в преступлениях, которых я не совершал. Я не признал их, хотя меня пытали холодом, в декабре 2002 г., в мороз, под предлогом «проведения следствия на месте преступления» повезли в Николаев (где я раньше никогда не был), без теплой одежды, в легкой спортивной форме. А охранники были одеты в полушубки. В результате я заболел воспалением легких. У меня была температура за сорок, и меня, за отсутствием мест в больнице изолятора, положили на бетонный пол;

5. За то, что я, находясь в тюрьме, продолжал активную политическую деятельность: собрал подписи сокамерников и направил посольству США в Украине протест против агрессии США в Ираке. Письмо изъяли, а меня жестоко наказали.

Как заявил руководитель следственной группы СБУ полковник Герасименко еще до начала следствия: если я соглашусь «сотрудничать» с ними в деле «разоблачения» своих товарищей, то выйду на свободу, нет – получу 12 лет. Я отказался предать товарищей.

Апелляционный суд под председательством судьи Тополева В.И.
приговорил меня к 12 годам, хотя признал, что я не имел и никогда не

применял оружия и ничего не украл.

ГОВОРИТ АДВОКАТ БОГДАНА ЗИНЧЕНКО

Уважаемый суд и участники процесса!

Мой подзащитный Зинченко Богдан Леонидович свою вину по предъявленному обвинению по ст. 257 (бандитизм), ч.4 ст. 187, ч.2 ст. 15, п.п. 6, 9 и ст. 12 ч. 2 ст. 115 (покушение на умышленное убийство), ч. 2 ст. 258 (терр. акт) и ч. 1 ст. 263 (оружие) УК Украины на досудебном следствии и в ходе судебного следствия ни по одному эпизоду не признал.

В ходе досудебного и судебного следствия свое участие в эпизоде разбойного нападения на магазин «Филин» отрицал, и пояснял, что в это время находился дома.

По эпизоду разбойного нападения на ломбард «Локом» свою причастность к преступлению отрицает и показал, что 11 мая 2002 г. с 10 до 11 часов находился на тренировке, потом уехал домой.

Допрошенный в ходе судебного следствия Алексеев О.Н. показал, что не помнит, принимал ли участие в нападении Зинченко Б.Л.

В ходе судебного следствия потерпевший Тереховский и свидетель Прут Н.Н. показали, что в момент нападения на ломбард лиц нападавших, в том числе Зинченко Л.Б., не видели.

По эпизоду террористического акта в г. Одессе 5 марта 2002 г. – поджег автомобиля, свою причастность к преступлению отрицает.

Допрошенный в судебном заседании Алексеев О.Н. показал, что Зинченко Б.Л. не принимал участия в поджоге автомобиля и что они расстались с ним по дороге в Аркадию. Допрошенная в ходе судебного следствия свидетель Михайлова показала, что не видела тех, кто совершил поджог автомобиля.

Были оглашены в судебном заседании показания покойного Бердюгина о том, что он вместе с Алексеевым совершил поджог автомобиля (л.д. 33 т. 5).

Ношение, хранение, приобретение и передачу огнестрельного оружия, боевых припасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств без предусмотренного законом разрешения в 2001-2002 гг. не совершал.

Прошу суд принять во внимание положительные характеристики из института, общественной организации «Поиск», учесть состояние здоровья – хроническая болезнь – недостаточность митрального клапана 1-й степени.

Защита считает, что изложенных в обвинительном заключении доказательств недостаточно для вынесения обвинительного приговора в отношении Зинченко Богдана Леонидовича. По предъявленному обвинению прощу Зинченко оправдать.

12. ВОРОНЕЖСКИЙ

Саню Воронежского по свободе я почти не знал. Видел его в Николаеве один раз, когда приезжал туда в конце ноября 2002 года по партийным делам. Мы тогда с ним только поздоровались, и Саша сразу уехал в другой город.

F1B375A8 Более основательно я с ним познакомился уже в местах лишения свободы. Его полное имя – Смирнов Александр Владимирович 1981 г.р. - я узнал от следователя СБУ из Полтавы Пилипенко А.П., когда тот приехал в Николаевский СИЗО ознакомить нас с результатами экспертизы. К Пилипенко нас с Сашей вызвали вместе. В следственном кабинете СИЗО я увидел бритого молодого человека, в котором узнал того самого Сашу из Николаева, вернее, из Воронежа, откуда он родом. В тот раз поговорить я с Сашей не успел.

Через несколько дней после моего этапирования в Одесский следственный изолятор сокамерники мне сообщили, что видели, как из камеры третьего этажа выводили моего «подельника». Как потом выяснилось, мы с Сашей Смирновым попали на один корпус.

При выездах на следственные действия в УСБУ и в суд я узнал его историю и имел возможность изучить личностные качества Воронежского. Саня приехал на Украину осенью 2002 года с целью поучаствовать в проводившейся тогда оппозиционными политическими силами акции протеста «Повстань, Украина!». Он действовал в качестве корреспондента российской газеты «Совет рабочих депутатов». Саня собирал информацию по текущим событиям в Киеве, а также развозил номера газеты «СРД» по комсомольским организациям других городов Украины с целью их распространения. Газета, кстати, вполне легальная, зарегистрирована в Министерстве информации РФ.

Как мне стало известно, через две недели после мимолетной встречи со мной в Николаеве Сашу незаконно задержали на Одесском автовокзале сотрудники ГУВД. Случилось это 5 декабря 2002 года – т.е. его раньше, чем всех остальных, лишили свободы. После этого Саню еще две недели «катали» по спецприемникам, не предъявляя конкретного обвинения. От него требовали признания в соучастии в «теракте» в Киеве, о котором Саша узнал только после своего задержания от самих милицейских дознавателей.

К Саше были применены пытки, его постоянно жестоко избивали. В настоящее время он страдает от сильных головных болей – кошмар той страшной зимы до сих пор дает о себе знать. Очень скоро ему стало ясно, что это незаконное задержание произведено работниками милиции с подачи СБУ. Налицо был факт обыкновенного политического преследования инакомыслящего молодого человека со стороны правящего режима после провала акции «Повстань, Украина!», ставившей своей основной задачей отстранение от власти президента Кучмы. Только в конце декабря 2002 года Саню привезли в Николаев, где в УСБУ ему было предъявлено официальное обвинение по ст. 258 ч.4 УК Украины: «соучастие в деятельности террористической организации». Трудно придумать что-то более абсурдное, чем это обвинение. Саша даже не отслужил в армии и не умел пользоваться оружием. Но их это не касалось! Они исполняли черный заказ правящего режима…

В Одесском СБУ, уже весной 2003 года, Саня наотрез отказался давать какие-либо показания и заявил, что по существу предъявленного обвинения он будет осуществлять свою юридическую защиту в зале суда. Следователи СБУ, в свою очередь, пообещали Смирнову, что любыми способами они не дадут ему выйти на свободу.

В суде Саня упорно продолжал придерживаться избранной позиции защиты. Он принял участие в двух голодовках протеста. Первый раз – успешно. Сане удалось добиться разрешения на переписку с волей.

Из предъявленного судом обвинения Саня признал только факт распространения газеты «СРД», который вменялся ему как уголовно наказуемое деяние. Также он сделал заявление о том, что является коммунистом по убеждениям, хотя сам – беспартийный.

Я рассчитывал выйти на свободу вместе с Воронежским. Насколько мне потом стало известно, судьи вначале действительно собирались приговорить парня к условному сроку наказания за распространение газеты, и на том успокоиться (тем более, что газета «СРД» выпускается в России легально). Но возможность выхода на свободу прямо из зала суда двух или трех человек «политических» вместо одного показался судьям слишком большой милостью по отношению к комсомольцам–революционерам. Саня остался в тюрьме, и продолжает борьбу за свободу.

13. САША ГЕРАСИМОВ

Из всех товарищей, проходивших вместе со мною по известному «Одесскому делу», Сашу Герасимова я знаю лучше других. Впервые я его встретил в марте 1997 года в спортивном зале. Он в первый раз пришел на комсомольскую секцию каратэ. Началась разминка, все бегали по кругу.… У нас была традиция – перед тренировкой мыть пол, и пол еще не успел просохнуть. Неожиданно Саша поскользнулся и упал. Мы ожидали, что он сейчас встанет и побежит дальше, но он как упал, так и остался лежать. Оказалось, что с ним случился голодный обморок - он очень плохо питался.

B29122B6 Тогда Саше было всего девятнадцать лет, он учился заочно в гидрометинституте. Сашина мама получала совсем маленькую пенсию, и, для того, чтобы прокормиться, Саше приходилось иногда даже сдавать бутылки.

После той первой тренировки руководитель секции сразу отвел Сашу к себе в каптерку и буквально заставил его поесть – Саша из скромности или из самолюбия еще отказывался…

Саша стал посещать занятия, (которые, слава богу, проводились совершенно бесплатно), и через пару месяцев немножко окреп. Общаясь с ним, я узнал, что он состоял на тот момент в молодежной большевистской организации – ВМГБ, но организация эта была уже на грани распада: студенты, состоявшие там, заканчивали учебу и уезжали, работа по привлечению новых молодых людей не велась, или велась как-то неудачно.… В общем, у них не получалось. А Саша хотел действия, хотел активно бороться за возрождение социализма в нашей стране. Он очень серьезно относился к таким вопросам.

Уже в те годы Саша регулярно посещал митинги и демонстрации, где активно распространял коммунистические газеты. Это был его дополнительный (очень мизерный) заработок, но деньги его не интересовали, хотя семья Герасимовых и нуждалась. Для Саши главное было – увидеть перелом в умонастроениях людей, привлечь их на сторону коммунистов.

В 1997-98 гг. мы с Сашей Герасимовым неоднократно вместе ходили по предприятиям, учебным заведениям, распространяли там коммунистическую литературу, беседовали с людьми, предлагали гражданам, особенно молодежи, вступать в компартию и в коммунистические молодежные организации. Иногда нам удавалось найти сторонников среди молодых людей. Но наши усилия были подобны каплям в море. А Саше не терпелось поскорее добиться зримых результатов.… Да и мне тоже. Помню, однажды Саша сказал: «Мы уже целых семь лет живем при капитализме! И еще ничего не сделано, чтобы сломать этот антинародный строй!!». Он не знал, что пройдет еще семь лет, и мы с ним окажемся вместе на скамье подсудимых – именно как борцы с этим антинародным строем.

Саша уже тогда стремился установить более тесные контакты с коммунистами и комсомольцами других республик расколотого Союза. В 1998 году его пригласили в ПМР – непризнанную Приднестровскую Молдавскую Республику – на торжественное собрание в честь дня рождения И.В. Сталина, и он, не задумываясь, поехал, хотя денег на дорогу у него было только в один конец. Приглашение исходило от руководства ПКТП – Партии Коммунистов Трудящихся Приднестровья. Организация эта была малочисленной, но заявляла о себе, как о самой радикальной из коммунистических партий и групп в ПМР. Руководитель ПКТП Струсевич Николай Петрович на торжественном собрании произнес пламенную речь, а менее радикальных представителей комдвижения всех заклеймил «оппортунистами».

…Пройдет несколько лет – и этот «пламенный» Струсевич отречется от арестованного комсомольца со словами: «Не знаю я никакого Саши Герасимова!». Но об этом речь впереди.

В Приднестровье Саша, кстати, встретился и с некоторыми «оппортунистами», с которыми впоследствии поддерживал тесные отношения и даже познакомил «оппортунистов» со мной и другими нашими товарищами. А тогда один из «оппортунистов» помог ему бесплатно сесть в пассажирский поезд и уехать домой в Одессу.

В конце 1999 года я уехал в Приднестровье, как мне казалось – навсегда. Поэтому последующие годы мы с Сашей встречались редко. Посещая Одессу по партийным делам, я часто останавливался на квартире Герасимовых. И каждый раз убеждался, что это – культурная, интеллигентная семья, но очень бедная (быть может, именно по причине истинной интеллигентности), и совершенно не приспособленная к тому, чтобы жить по законам капиталистических джунглей. У них не было денег даже на то, чтобы отремонтировать телевизор, не то что купить новый! Но зато вся квартира была буквально завалена партийной литературой, периодическими изданиями, газетами. У Герасимовых была, да, наверное, и сейчас живет, очень красивая черная пушистая кошка по кличке «Фанта». Из всей их семьи только она одна не любила гостей и всегда шипела, как настоящая фанта, когда видела новых людей. Иногда даже царапалась.

Саша был очень начитанный молодой человек. Был в курсе всех литературных новинок. Любил, в частности, политические детективы, написанные на документальной основе. Очень много знал и часто рассказывал о молодежном левом движении в других странах.

В конце 90-х годов Саша заинтересовался темой городской партизанской войны. Однажды, когда я зашел к нему в гости, Саша отвел меня в дальнюю комнату и показал составленную им самим схему городского боя в одном из районов Одессы в случае народного восстания. Тогда я воспринял это, как плод юношеской фантазии. Однако его увлечение этой темой оказалось гораздо более серьезным, чем я предполагал.

Вернувшись в Одессу в мае 2002 года, я в тот же вечер отправился на тренировку, где встретил Герасимова. Он мне показал российскую газету «Лимонка» и сказал: «Смотри, уже появились партизаны!». В газете говорилось о том, как группа нацболов нелегально переходила границу России с Латвией и отстреливалась от латвийских полицаев. Один из нацболов был убит, но и полицейские понесли потери. После этого Саша предложил мне принять участие в революционной агитации. Мы видели своей задачей – работать не только перед выборами, уговаривая избирателей поставить крестик против фамилии нашего кандидата, а постоянно, и призывать к активным политическим действиям: забастовкам, митингам протеста, даже перекрытию дорог, как это уже делается в России. Также мы хотели помочь рабочим в создании настоящих, независимых профсоюзов, потому что нынешние профсоюзные деятели больше озабочены сохранением своих должностей, чем судьбой трудящихся, избравших их на эти должности.

Буквально на следующий день Саша познакомил меня с новыми товарищами. Это были одесские комсомольцы Олег и Богдан, а также приехавший из России активист левого движения, которого все называли «Артем». (Впоследствии мне стало известно, что это псевдоним). Мы пошли в Одесское трамвайное депо, где назревала забастовка. Взяли с собой листовки, газеты. Я шел первый раз, а ребят рабочие уже знали и приняли, как старых знакомых. Рабочие депо были недовольны условиями труда и низкой заработной платой. Также я узнал от них, что оборудование на предприятии не обновлялось с момента развала СССР, постоянно выходит из строя, а на приобретение нового оборудования нет средств. Украинское буржуазное государство, фактически, бросило их на произвол судьбы, хотя городской транспорт нужен всем. Кроме тех, кто ездит по городу в лимузинах. В тот день работники депо приняли решение начать забастовку. С ними по этому серьезному вопросу разговаривал, в основном, Артем. Саша, насколько я помню, раздавал им газеты и рассказывал об опыте политических забастовок в Российской Федерации.

Этим же летом 2002 года Саша Герасимов познакомил меня с видным деятелем одесского комсомольского движения – Андреем Яковенко. Произошло это так: вечером Саша пошел на автостоянку, где дежурил Андрей, и взял меня с собой. Там он нас представил друг другу. Андрей с первого взгляда, с первого разговора оказался очень интересным человеком. В тот вечер он очень много и эмоционально говорил о политической обстановке на Украине, о положении граждан, о международном коммунистическом движении… Чувствовалось, что он очень грамотный, эрудированный, и действительно – убежденный коммунист. Чуть позже я узнал, что Андрей, оказывается, полностью прочитал все сочинения Владимира Ильича Ленина. И не просто прочитал, но и усвоил их, как руководство к действию.

Андрей поинтересовался, надолго ли я приехал в Одессу, а когда я сказал, что приехал на все лето, - предложил мне стать его сменщиком на автостоянке и, естественно, вместе с ним заниматься политической деятельностью. Я согласился.

Моя совместная политическая работа с Сашей Герасимовым и Андреем Яковенко не заставила себя долго ждать. Однажды Андрей пригласил меня к себе домой, на просмотр видеокассеты, где российский политзаключенный Игорь Губкин давал интервью ОРТ (общественному российскому телевидению). Игорь Губкин – наиболее радикальный из российских коммунистов-революционеров, на тот момент он находился под следствием и содержался под стражей в Лефортово, в Москве. Как я понял, Андрей давно был сторонником Губкина, разделял многие его взгляды. Пока я просматривал кассету, на квартиру к Андрею стали собираться и другие товарищи. В частности – пришли Саша Герасимов и Сергей Бердюгин.

Был уже поздний вечер. Я собирался ехать на другой конец города, где временно проживал, а Бердюгину надо было ехать в центр (тоже в мою сторону). Андрей предложил подвезти нас на своей машине. Когда садились в машину, я заметил у Саши в руках какой-то большой сверток. Это оказались листовки. Я поинтересовался их содержанием, Саша дал мне почитать одну из них. Листовка была обращена к военнослужащим. Мне запомнились такие слова: «Солдаты и офицеры! Вы служите в самой нищей армии Европы! Украину хотят насильно, против воли народа, втянуть в НАТО. Вы будете погибать за чуждые вам и народу Украины интересы…» и т.д. С этим я был согласен. И, кстати, так оно сегодня и получилось…

Саша пояснил, что эти листовки они хотят распространить ночью у воинских казарм. Я сразу предложил свою помощь. Андрей сказал, что он тоже хотел привлечь меня к участию в этом нужном деле. И мы все вместе поехали в сторону воинских частей, расположенных на окраине города.

Перед проведением операции по распространению листовок Андрей Яковенко заехал на бензоколонку, чтобы заправить машину. Пока работники бензоколонки заливали ему бензин, Андрей рассказал нам о результатах агитационной работы в трамвайном депо: забастовка не состоялась, потому что руководство этого предприятия узнало о наших визитах и, во избежание более крупных неприятностей, быстро выдало рабочим зарплату. Притом, повышенную. Андрей высказался примерно так: «Эти капиталюги хорошо учатся на ошибках своих дедов и уже знают, что надо делать в таких случаях!».

Потом поехали к казармам. Мы с Герасимовым и Бердюгиным клеили листовки на заборы воинских частей, а также перебросили некоторое количество листовок через ограду непосредственно на территорию части. Особенно мне запомнился довольно комичный эпизод: мы уже собирались уезжать, когда Саша Герасимов предложил подойти к солдату на КПП и лично вручить ему листовки. Яковенко сначала возражал, говоря, что нам не надо «светиться». Тогда Саша сказал, что сделает это сам. А, чтобы его не опознали, Саша снял майку, притворился пьяным и неровным шагом двинулся в сторону КПП. Мы с Яковенко и Бердюгиным отъехали подальше, чтобы машину не было видно, и стали наблюдать. Но было уже темно, поэтому мы не видели, как Саша вручил солдату листовки.

Спустя несколько минут он вернулся и рассказал, как он это сделал. Солдат, увидев, что незнакомый молодой человек приближается к воротам части, навел на него автомат и спросил: «Стой, кто идет?». Саша протянул ему пачку листовок и нарочито пьяным голосом сказал: «На, возьми, прочитай!». Солдат забрал листовки, а Саша сразу ушел. Выслушав это, Андрей заметил, что «пора делать ноги», и мы быстро уехали.

На прощание Андрей всех предупредил, чтобы мы никому не говорили о сегодняшней акции, поскольку у нас «могут возникнуть проблемы с военной прокуратурой».

После этого случая Андрей Яковенко куда-то надолго уехал, и мне удалось его увидеть только раз – незадолго до нашего ареста. Мы с Сашей продолжали заниматься текущими комсомольскими делами и посещать тренировки. Я заметил, что Саша более серьезно стал относиться к занятиям каратэ. Он требовал, чтобы при отработке приемов я с ним не осторожничал, а наносил более жесткие удары. Если я где-то ошибался, он начинал злиться. И вообще у меня складывалось впечатление, что Саше известно что-то очень секретное и важное, во что он меня посвящать пока не собирается.

Так, однажды Саня мне признался в том, что за ним и другими нашими одесскими товарищами уже давно следят сотрудники СБУ. При этом он со смехом мне рассказал, как жарким летним днем его шпионы парились из-за него на пляже. Саня тогда спокойно загорал на песке и пил пиво, а «эти придурки в своих костюмах сидели прямо под солнцем и обливались потом». Сказал он и о том, что к нему домой иногда наведываются т.н. «друзья» из «конторы», задают разные вопросы, особенно по предстоящим акциям протеста, пытаются наставить его «на путь истинный», проще говоря, перевоспитать. Я спросил, говорили ли они что-нибудь обо мне? Саня сказал, что нет. Они меня пока не знают! Тогда я подумал, что такое внимание к Саше и другим комсомольцам со стороны спецслужб вызвано было их повышенной политической активностью.

Осенью мы с Сашей приняли активное участие в проходившей тогда по всей республике всенародной акции протеста «Повстань, Украина!». В составе одесской делегации мы выезжали в Киев, где Саня ходил со своей неизменной огромной сумкой и распространял коммунистические газеты, а я охранял колонну демонстрантов вместе с другими комсомольцами.

Однажды мне захотелось откровенно поговорить с Сашей Герасимовым. Я давно собирался его спросить, как и когда он стал таким убежденным коммунистом? Сам я вырос у бабушки с дедом - вот они и воспитали меня в таком духе.… А насколько я знал Сашину маму, Людмилу Владимировну, то она производила впечатление человека, совершенно далекого от политики. Той осенью я спросил его об этом по пути с тренировки. Оказалось, что у Сани в детстве тоже была бабушка, которая начала воспитание своего внука с чтения ему антигорбачевских и антиперестроечных стихов. Именно под ее влиянием Саша и пришел в движение Сопротивления капиталистической реставрации.

В 2002 году Герасимов состоял в Коммунистической партии и Комсомоле Украины, активно работал в одесской организации Всеукраинского Союза рабочих (ВСР) и Молодой Гвардии Всеукраинского Союза советских офицеров (МГ ВССО). На базе Молодой Гвардии действовала наша секция каратэ.

Здесь с грустью приходится констатировать, что наши родители, как мои, так и Сашины, несмотря на полученное в детстве советское воспитание, уже давно не верят в возможность восстановления социализма и СССР. А наши старики, напротив, сохранили в чистоте свои идеалы и смогли четко и последовательно передать их своим внукам.

На момент ареста Саше было 24 года.… В советское время в основном все молодые люди его возраста (не говоря уже о моих годах!), как правило, заводили собственные семьи и не боялись за будущее своих маленьких детей. Для нас с Саней своя семья стала непозволительной роскошью. Личная жизнь у Герасимова пока не сложилась. Из всех осужденных по «одесскому делу» революционеров, которые остались верны своим убеждениям, только Андрей Яковенко был стабильно женат. Отсюда напрашивается вывод: женой революционера может стать только сама революционерка или девушка с обостренным чувством социальной справедливости.

Саша был последним из товарищей, кого я видел на свободе. За два дня до моего задержания и ареста у нас с ним состоялся интересный разговор. Морозным декабрьским вечером 2002 года мы с Герасимовым шли с тренировки домой. Тогда я впервые узнал от него, что из города куда-то пропали наши товарищи Сергей Бердюгин, Олег Алексеев и Нина Польская, и что их разыскивают родители. Еще Саня сообщил мне, что к нему домой стали чаще заходить «в гости» сотрудники СБУ. В частности, некий Олег Кулаков. Его визиты особенно участились после провала громкой акции «Повстань, Украина!». Олег Кулаков – молодой офицер СБУ, курирует одесское левое движение. Так этот Кулаков знал уже и меня! Откуда - Сане не было известно. Но ничего серьезного они на меня не имели.

С того памятного вечера мне запомнились еще слова, сказанные Герасимовым: «Мы сейчас не можем выступить против буржуазного режима с оружием в руках! Революционная ситуация полностью отсутствует. Прошедшая акция успеха не имела. Теперь следует быть предельно осторожным. Иначе будешь либо «храбрым и мертвым», либо будешь сидеть 10-15 лет. Это нас всех касается! Не каждый должен вести войну с буржуями в открытую. Некоторым из нас надо «ввинчиваться» в эту систему, чтобы способствовать ее разрушению изнутри. Тебе, Женя, нужны хорошие документы. Сделай их обязательно! Иначе – пропадешь!». Вдруг Саня сорвался и побежал догонять троллейбус. А мне нужно было идти в другую сторону…

Они схватили меня рано утром 16 декабря 2002 г. Через день после разговора с Саней. В первые же часы моего задержания я узнал от следователей СБУ о судьбе наших товарищей, недавно пропавших из города. Пацаны и Нина были схвачены в г. Николаеве. Их положение было незавидным. Но Саня остался на свободе, я за него не волновался.

Вечером следующего дня меня, всего избитого, бросили в холодную камеру николаевского ИВС (изолятор временного содержания). Где-то на третий день моего заключения в ИВС мне «зашла» первая передача со свободы. Я не исключал тот вариант, что в сборе теплых вещей для политзаключенных приняли участие и ребята из нашей секции, в том числе Саша. На тот момент мне было уже известно, что Андрея Яковенко тоже «взяли». Я знал, что у здания одесского СБУ товарищи выставили пикет в нашу поддержку. Саня просто не мог там не быть! Иначе – это не Саня…

В тот вечер я лежал на наре и представлял, как в Одессе, в хорошо знакомом спортивном зале, в этот час начинается тренировка. Инструктор построил всех и сообщил товарищам печальную новость. А вот для Саши Герасимова это была уже не новость. Он все всегда узнавал первым! В данном случае, о моем задержании Саня мог узнать от нашей общей знакомой – девушки Леры, которой я позвонил уже из «конторы»…

Но я не знал, что именно этим вечером Саша был захвачен в подъезде собственного дома архаровцами из СБУ! Мне стало об этом известно сутки спустя – от следователя Грицая. Мне еще очень много предстояло услышать и прочитать о Герасимове…

В Николаевском СИЗО я видел Сашу один раз, когда всех нас выводили на снятие отпечатков пальцев. С коротко стрижеными волосами он стоял лицом к стене. Поговорить я с ним тогда не смог.

В местах лишения свободы я получил возможность общения с давним другом только в Одессе, с началом выездов на следственные действия в УСБУ весной – летом 2003 года. Тогда я узнал об обстоятельствах ареста Саши. На свободе Саша работал охранником в одной из фирм города. Вечером 19 декабря 2002 года он, как обычно, выходил из дома на работу. В подъезде Саня получил сильный удар в живот и упал. В темноте он не мог видеть, кто бил. Кто-то крикнул: «Стоять! СБУ!». Потом ему натянули на глаза шапку, руки сразу затянули «браслетами» (наручниками), выволокли из подъезда и швырнули в машину. Они знали, что Саня владеет приемами каратэ, и при задержании может оказать сопротивление.

А за два дня до этого Саня узнал от Леры, что Яковенко и Семенов схвачены СБУ и вывезены из города в неизвестном направлении. Он сразу побежал на пикет в нашу поддержку. Герасимов даже не думал о себе, о том, что его тоже могут «закрыть».

У нас с Герасимовым был один адвокат на двоих – В.Г. Хомченко из Николаева. Вместе с нами он знакомился с материалами нашего уголовного дела. После того, как нас с Сашей этапировали обратно в Одессу, Хомченко продолжал работать с нами, и каждый раз приезжал к нам в ОСИ-21. Лично мне тогда этот адвокат показался крайне неприятным человеком. Особенно после одного откровенного разговора. Как-то раз мы с Саней и Хомченко, устав работать с материалами дела, вышли на «перекур». Еще в николаевской тюрьме Саня попал в «пресс-хату», после чего он начал курить. С нами вышли покурить конвоир и следователь Винник. Адвокат Хомченко начал требовать, чтобы мы с Саней отказались от своих убеждений в зале суда - иначе он не сможет нас защитить, дело, мол, слишком серьезное. Пытался убедить нас в несостоятельности коммунистической идеи. Говорил, что мы получим большие срока, если публично не покаемся. Мы с Саней начали с ним спорить, потом ругаться. Следователь Винник, который рядом курил, вмешался в нашу беседу; он кричал, что он не хочет в «коммунистический рай». А ехидный молодой конвойный сказал, что зря они нас брали живыми. Надо было сразу всех нас пострелять!

В общем, ничего у них в тот раз не получилось. Каждый остался при своем мнении. Но, как ни странно, это не помешало Хомченко выиграть потом судебный процесс, хотя бы в отношении меня. И ради личной свободы я не отрекся от своих взглядов, в отличие от некоторых…

По окончании следствия Саше Герасимову разрешили свидание с мамой. Я тоже имел возможность пообщаться с Людмилой Владимировной, прямо в кабинете следователя. И нам никто не мешал. Людмила Владимировна передала нам с Сашей привет от наших общих знакомых девочек Леры и Тани. Понятно, для нас тогда это много значило – не забывают свои на воле! В тот раз мы с Саней узнали много новостей со свободы и сами много рассказали Людмиле Владимировне. Им уже было все равно…

В зале суда по предъявленному обвинению Герасимов признал распространение листовок у воинских казарм и свое участие в двух вооруженных нападениях на частные магазины в Одессе зимой 2002 года с целью изъятия буржуйской собственности в пользу социалистической революции. И не просто «признал», но и обосновал. Саня открыто заявил, что парламентские методы политической борьбы за власть рабочего класса себя исчерпали, и необходим насильственный путь свержения буржуазного режима геноцида трудового народа Украины. Свои атаки на магазины Саня назвал «эксами» или «экспроприациями». Из подельников он назвал только Артема, который сам это не отрицал, хотя и отказывался от комментариев. Корыстных мотивов Герасимов не имел – это признавали даже наши враги. Все вырученные деньги и ценности он отдал Артему. А Артем мог их потратить только на подготовку вооруженного восстания, в чем Саня и не сомневался!

Судья пытался уточнить у Данилова, куда именно он дел деньги. Как всегда, Артем отказался отвечать.

В перерывах адвокат Хомченко подходил и требовал, чтобы Герасимов дал показания против Яковенко. Но такого Саня не мог сделать никогда!

На скамье подсудимых мы с Сашей Герасимовым обычно сидели рядом и имели возможность общаться, хотя и не вполне свободно. Иногда Саша писал мне в тетрадке, чтобы не разговаривать во время судебного заседания и не перебивать выступающих. Комментарии его по ходу заседания часто бывали очень остроумны. Он смеялся над нашими врагами и презирал их. Когда ему дали последнее слово, он просто сказал, что ничего хорошего от этого суда не ждет, и ему все равно, какой ему вынесут приговор. «Случилось то, что должно было случиться!». Эти слова Саши относятся не только к его личной судьбе. Он хотел сказать, что таков ход истории, и такие, как он, должны были появиться, как противодействие буржуазному террору в отношении нашего народа.

Он получил 11 лет лишения свободы. Между тем, состояние здоровья Саши внушает серьезные опасения. Доживет ли он до конца срока?

Остается только надежда, что все эти одиннадцать лет он сидеть не будет. Товарищи на воле сделают все для его скорейшего освобождения.

14. ОЛЕГ И НИНА

B6F33077 До начала известных событий, повлекших за собой арест всей нашей группы «коммунистов–революционеров», увечье и гибель некоторых моих товарищей в результате дикого произвола украинских властей, я знал одесского комсомольца Олега Алексеева и его подругу Нину Польскую, как обычных активистов местного молодежного коммунистического движения.

Олег и Нина два года регулярно посещали политзанятия Школы комсомольского актива, которые проводила ветеран Одесского комсомола, старая коммунистка и квалифицированный педагог Гладкая Лидия Всеволодовна. Впервые их обоих я увидел именно там, в один из своих приездов из Приднестровья в Одессу. Нина тогда была совсем молодой девчонкой и состояла в одесской пионерской организации.

На политзанятиях, которые Гладкая Л.В. вела очень увлекательно, ребята изучали наиболее актуальные для нашего времени труды Ленина и историю Коммунистической партии и комсомола, знакомились с новостями постсоветского и международного коммунистического движения, смотрели художественные видеофильмы советской эпохи (например, «Коммунист», «Ленин в октябре» и др.), а также документальные фильмы, посвященные современной классовой борьбе, например, «Октябрь–93». После просмотра очередной кинокартины участники политшколы, как правило, собирались у стола за чашкой чая, беседовали, горячо спорили по поводу просмотренного и вообще – на разные темы. Лидия Всеволодовна умело исполняла роль арбитра в наших дискуссиях, не давая молодым людям в своих еще незрелых рассуждениях зайти слишком далеко…

Наиболее частыми посетителями гладковской Школы политпросвещения, кроме Олега и Нины, были комсомольцы Андрей Яковенко, Сергей Бердюгин и Александр Герасимов. Андрей Яковенко часто сам готовил теоретические доклады к проводимым политзанятиям и выступал с ними перед молодежной аудиторией. Андрей был политически грамотным и очень эрудированным молодым коммунистом, прочел и усвоил все основные труды В.И. Ленина и советовал это сделать остальным. «Ленина читать надо!», – часто повторял Яковенко по любому поводу. Он был на тот момент первым секретарем Одесского обкома ЛКСМУ - и не только по должности. Андрей вообще был признанным молодежным лидером в городе. Одесса очень много потеряла с его арестом.

Позднее в Школу пришли я, Лера из Луганска и Таня Молдаванка из Приднестровья (её фамилию я не знаю). Этих девчат – комсомолок я упоминал и в других своих рассказах. После ареста основного актива учащихся гладковская Школа временно прекратила свою работу. А вышеназванные девчата еще долго носили нам в тюрьму передачи, за что им большое спасибо. Но, на мой взгляд, Олег и Нина недостаточно хорошо усвоили уроки Гладкой, что стало видно из дальнейших событий.

Следующая моя встреча с Олегом произошла в комсомольском «бункере» - это такое подвальное помещение в старой части города, где собирался местный комсомольский актив. Случилось это в мой последний перед арестом приезд в Одессу, в начале лета 2002 года. Кроме Олега, в «бункере» находилась его девушка Нина и молодой парнишка по имени Богдан, который со мной доброжелательно поздоровался, а также молодой коммунист Витя, который тоже потом будет возить нам передачи, нанимать адвокатов и ходить в тюрьму на свидание «по телефону». Богдана я хорошо узнал позже.…

В тот день я разыскивал Сашу Герасимова по какому-то важному делу. Но в «бункере» Саши не оказалось. Тогда я спросил Олега, можно ли найти «Герасима» на комсомольской секции каратэ? Олег ответил, что не знает, т.к. он туда вообще не ходит. Меня это несколько удивило: парень имел довольно спортивную внешность и мог вполне посещать тренировки. Однако Олег заявил мне, что он, якобы, вышел «на новый уровень борьбы», поэтому руководитель секции для него является «оппортунистом». Я его тогда не понял. А в принципе, дерзость и самоуверенность были определяющими чертами характера Олега на свободе, что и побудило его стать на тот «уровень борьбы», о котором я узнал позже. Нина была и осталась тихой, молчаливой девушкой, которая следовала везде за Олегом как тень.

Вечером того дня я все-таки нашел Герасима на тренировке, и он предложил мне принять участие в революционной агитации. На следующий день мы с Олегом, Герасимом и Богданом ходили к рабочим в трамвайное депо. С нами также был левый активист из России, называвший себя Артемом.

Потом я увидел Олега Алексеева только в конце осени 2002 года. Мы с ним и с Артемом должны были выехать в Николаев. Тогда я впервые узнал о наличии у него огнестрельного оружия. Когда мы втроем шли по улице города Николаева, нас заметили некие сотрудники местной милиции. Они нас остановили под предлогом проверки документов, а на самом деле, я думаю, просто решили нас «повязать», как подозрительных элементов. В ответ на их «наезд», Олег с Артемом вместо документов вытащили пистолеты и открыли огонь. Оба мента были ранены. Насколько мне известно, Олег стрелял в ментов, следуя примеру Артема, чтобы не быть схваченным (как говорил Артем – «чтобы не попасть в плен»), и Олег до сих пор не уверен, попал ли тогда в кого-нибудь…

Оружие стало любимым предметом Олега. Когда мы после того случая «отлёживались» на квартире в Николаеве, Олег постоянно начищал свой пистолет ТТ, а по утрам вставал раньше всех, уходил на кухню, где в течение часа и более щелкал курком, упражняясь в приемах стрельбы.

Все остальное мне пришлось узнать уже после нашего провала. А тогда я благополучно вернулся из Николаева в Одессу, забрав с собой пачку газет «Совет рабочих депутатов». Собственно говоря, за газетами я и ездил в этот город, а приключение со стрельбой совсем не входило в мои планы. Как и тюрьма.

За два дня до своего ареста я узнал от Сани Герасимова, что Олег, его друг Сергей Бердюгин и Нина скрылись из города в неизвестном направлении. Куда они исчезли – на эту тему меня просветил потом следователь киевского СБУ Коваленко, который радостно объявил, что они "всё про нас знают", что «мы все у них в руках», и что «Олег уже без глаза!». По-моему, комментарии здесь излишни…

Ребята были схвачены на той самой квартире в Николаеве, где я был три недели назад. Случилось это в «чёрную пятницу», 13 декабря 2002 года. Я долго не мог понять, какого беса наши снова туда сунулись?!

В том, что к Олегу и Нине были применены пытки, я не сомневаюсь. Сначала мне об этом хвастливо рассказывали сами николаевские опера из райотдела, с которыми я также имел несчастье познакомиться. Они ещё злились, что им не удалось довести Нину до слёз. Нина кричала от боли, но так и не заплакала. А на их вопрос о национальности Нина гордо отвечала: «Я – одесситка!». Нина до конца отказывалась давать показания против своего любимого парня, ради которого она оставила родной дом и уехала в неизвестность, совершенно не задумываясь о страшных последствиях, ожидающих молодых людей, вступивших в неравный бой с жестокой буржуазной системой. И проигравших – на данном этапе классовой борьбы. Зло оказалось гораздо сильнее, чем мы думали. Поэтому Нина в оправдании не нуждается.

Олега я видел при этапировании из николаевского ИВС в СИЗО. Вид его после перенесенных в райотделе истязаний был ужасен, особенно лицо, на которое не могли смотреть даже конвоиры. Наверное, поэтому они и натянули ему на лицо шапку. В тот день, 3 января 2003 года, тюрьма не приняла моих товарищей, Олега и Артема, из опасения, как бы эти арестанты не умерли в СИЗО. Чтобы потом не отвечать за них.

Позже я узнал от Олега, что менты грозились кинуть его в «пресс-хату» (камеру пыток) к зэкам-истязателям, откуда он живым не выйдет. Однако Олег «заехал» на больничный корпус Николаевского СИЗО, где его никто уже не убивал. Каким-то образом он даже передал мне в камеру привет.

В Николаевский СИЗО меня стал посещать адвокат Хомченко, с ним заключил договор Витя – о защите меня и Саши Герасимова. От адвоката я узнал, что СБУ нам готовит более чем серьезное обвинение, а на свободу вышла лишь Нина Польская. Так я узнал её фамилию. Только ей одной изменили меру пресечения с тюремного заключения на подписку о невыезде. Нина провела за решеткой десять дней, но для нее эти дни останутся кошмарным воспоминанием на всю оставшуюся жизнь. Только недавно стали известны некоторые подробности освобождения этой несовершеннолетней девушки.

Нину, всю избитую и окровавленную, доставили домой сотрудники Николаевского РОВД. Она совсем не могла самостоятельно передвигаться, т.к. ее ноги были разбиты. В Одессе Нину встретила мать и старшие товарищи-коммунисты. Когда они стали расспрашивать о случившемся, Нина только плакала…

Свою версию последнего боя в николаевской квартире Олег изложил мне в апреле 2003 года, когда нас стали вывозить всех вместе на следственные действия в Одесское УСБУ. После той уличной перестрелки с ментами, они с Артемом пытались скрыться в Днепре (так Олег называл Днепропетровск). Однако преследователи напали на их след и там. Пацанам пришлось уходить что называется «огородами». Они были вынуждены вернуться в Одессу, но в Одессе оставаться тоже было опасно. Тогда они решили надолго уехать в Россию. Но наступившие сильные морозы заставили их задержаться на той самой николаевской квартире, где Олег и Артем рассчитывали переждать полицейские облавы – обычные в то время после провала акции «Восстань, Украина!».

В декабре, вместе с Олегом и Артемом, из Одессы в Николаев выехали также Нина и Сергей Бердюгин. У тех имелись свои причины не оставаться дома, но не буду сейчас говорить об этом.

В Николаев четверка прибыла вечером, 12 декабря. Олег с Артемом в город уже не выходили. На рынок за продуктами ходили Сергей и Нина, а Олег и Артем «подстраховывали» их на выходе из квартиры и входе, держа дверь на прицеле. Морально пацаны были готовы к возможному штурму.

События не заставили себя долго ждать. Вечером следующего дня, когда все ребята находились на кухне, внезапно погас свет. Стало совсем темно – в начале зимы дни короткие. Артем услышал шорох за дверью и бросился в комнату за оружием. Олег хотел последовать за ним, но не успел. Раздался взрыв. Входная дверь вылетела в прихожую. В квартиру ворвались вооруженные до зубов спецназовцы. Они остановились и стали освещать квартиру фонариками, что позволило нашим выиграть время. Олег крикнул «Граната!» и запустил в них пустым стаканом. Спецназ отступил на лестничную клетку. Олег переместился в другую комнату и стал искать свой пистолет. Нина и Сергей спрятались на кухне под умывальник – оружия у них все равно никакого не было. Пока Олег искал в темноте свой ТТ, Артем отстреливался от врагов сразу из двух видов оружия: пистолета ПМ и обреза. А в тот момент, когда Олег, наконец, нашел свой пистолет, Артема уже скрутили. Олег понял, что все кончено, и решил застрелиться. Он поднес пистолет к виску и нажал на спуск. Два раза Олег спускал курок, не желая попасть в руки противника живым, - и два раза пистолет дал осечку. Ему не судьба была погибнуть в тот вечер.

Когда пленных везли в райотдел, Артем продолжал «наворачивать», т.е. кричал конвойным: «Мы вас все равно победим! Гражданская война продолжается!», и обзывал их нецензурными словами. Но самое страшное началось в райотделе. Всех схваченных товарищей сначала сильно избили, а потом учинили что-то вроде допроса. Нормальным допросом это, безусловно, назвать нельзя… Олег не хотел давать никаких показаний, ссылаясь на статью 63 Конституции Украины, дающую ему такое право. Хотя, можно было догадаться уже тогда, что Конституция Украины написана не для сотрудников Ленинского (вернее, Гитлеровского) райотдела города Николаева. В конце концов, ему все-таки пришлось ответить на вопросы по поводу стрельбы и по поводу своей комсомольской деятельности: мучения были невыносимы. Однако Олег рассчитывал, что так называемые «эксы» все-таки не всплывут, что им еще не известны факты его участия в нападениях на коммерческие объекты с целью добычи денег на партийные нужды. И он из последних сил молчал об этом. Однако один из дознавателей сам радостно сообщил Олегу, что им уже известно и это!

Олег сделал вид, что согласен написать «явку с повинной», и попросил ручку. Ручка была железная. Когда Олегу дали ручку и бумагу, он резко ударил ручкой себе в глаз. Таким образом он хотел покончить с собой, достав острием до мозга.… Но потерял только глаз.

Больше Олег не мог терпеть страдания молча. Редко кто выдерживает все пытки до конца, кроме тех, кому посчастливится быстро умереть. Кто не верит – пусть сам попробует! Они пытали даже Нину и Сергея, которые при задержании не оказали ни малейшего сопротивления. Последствия всем известны – от перенесенных пыток Сергей Бердюгин скончался.

Значительно позже, уже на свободе, мне стало доподлинно известно, как один наш бывший товарищ написал ментам «чистуху» на 29 страницах, в которой красиво «сдал» всех комсомольских боевиков за неделю до описанных здесь событий. Притом, без особого принуждения. Он был среди нас и в зале суда. О нем разговор будет особый…

Да, Олег Алексеев продолжал давать признательные показания и в зале суда, в то время, как большинство подсудимых из нашей группы отказывались от показаний, данных под пыткой во время следствия, или вообще не отвечали на провокационные вопросы судей и прокурора. Многие люди, присутствовавшие в зале суда, да и товарищи, сидевшие рядом с Олегом на скамье подсудимых, восприняли такое поведение, как предательское. Однако мало кто обратил внимание на последнюю реплику Олега: «Мне это все велел сказать следователь!». И никто не задумался над тем, ради кого Олег был вынужден вести себя именно так!

Нина являлась на заседания Одесского областного апелляционного суда в качестве обвиняемой и садилась недалеко от нашей решетки. Нина находилась на подписке о невыезде до конца процесса. Каждый раз Олег и Нина не отрываясь смотрели друг на друга и улыбались…

Часто рядом с Ниной усаживались наши комсомолки Лера и Таня. К счастью, хоть эти девушки не являлись участницами данного судебного процесса! Мы, из своей клетки, поздравляли наших девчонок с праздниками - 8 марта и 1 мая. Им это нравилось.

Я не могу согласиться с товарищем Губкиным и газетой «Ревком» за ноябрь 2004 г. по поводу «гадких судебных показаний» Алексеева и Польской. «Гадкие показания» дал другой человек. Его все знают. Именно на показаниях этого человека и был составлен окончательный приговор большинству из нас. Хорошо еще, что по свободе мы с ним не были знакомы. Почему-то Губкин ничего не говорит о нем – своём лучшем друге! А то, что называют «признательными показаниями» Алексеева, решающего значения не имело. Слишком много там не «срасталось». Впрочем, это уже другая тема.

Несчастная Нина показаний, можно сказать, и не давала. Ей вообще трудно было что-то «давать» – в таком угнетенном состоянии она находилась все это время. А вот «последнее слово» подсудимого Алексеева, на мой взгляд, было вполне по-мужски достойным. Олег, в частности, сказал: «Я не мог равнодушно слушать, как плачет моя любимая девушка от боли в желудке, потому что ей нечего кушать. А таких бедных людей в результате капитализации стало очень много – и все из-за обогащения кучки жлобов. Поэтому я и взял в руки оружие!».

Когда меня освободили из-под стражи в зале суда, Олег одним из первых поздравил меня с выходом на свободу.

Позже из достоверных источников я узнал, что Нина была не только избита, но и жестоко изнасилована сотрудниками Гитлеровского райотдела города Николаева, а затем подверглась шантажу со стороны СБУ. Собственно, работники СБУ не переставали шантажировать ее на протяжении всего следствия и суда. Нине постоянно угрожали изменить меру пресечения, то есть бросить ее снова в тюрьму. Олег не мог этого допустить. Вот почему он дрожал не за свою партийную репутацию, а за безопасность любимой девушки.

В настоящее время Нина отбывает условное наказание по месту жительства в Одессе. Олег скоро поедет «мотать срок на зону» – 13 лет. Обжаловать свой приговор он не стал. Конечно, строгий критик не преминет заметить, что Олег ошибался и не все делал правильно. Ну, а Нину интересовал только он. Сама она была далека от политики.

Кто знает, может быть, в лице Олега Алексеева страна потеряла не просто красивого молодого человека, но и талантливого физика? Олег успел до ареста закончить высшее образование, но уже не успел поехать на научный симпозиум в Швейцарию, куда его приглашали…

15. «ОТЕЦ ФЕДОР»

Сказать по правде – мне не хотелось о нем писать. Но по прибытии в Москву мне стали известны некоторые обстоятельства, позволившие лучше понять причины, которые привели его к полному отступлению от своих убеждений и даже к публичному осуждению деятельности наших заключенных товарищей. Не говоря уж о том, что меня настоятельно попросили рассказать о нем люди, очень хорошо знавшие его на свободе.

5D13BA4F Плево Анатолия Ивановича, 1971г.р., до ареста я вообще не знал. Если не считать стенограммы его выступления, которую читал летом 2002 года в информационном бюллетене Движения за освобождение политзаключенных, где он тогда состоял. Видел там его фотографию. Насколько я тогда понял, Анатолий Плево был довольно заметной фигурой в российском коммунистическом движении.

Познакомиться с Плево пришлось уже в Николаевском СИЗО в январе 2003 года, благодаря все тому же полтавскому следователю СБУ Пилипенко, который свел нас в одной тюремной комнате для следственных действий. Тогда же я узнал и Саню Воронежского, вместе с которым Плево был задержан на Одесском автовокзале 5 декабря 2002 года, – то есть раньше всех нас.

Незадолго до нашей встречи в стенах СИЗО я слышал от других зэков-уголовников о «каком-то коммунистическом фанатике», которого в «пресс-хате» (камере пыток) «суки мусорские» или палачи из числа заключенных подвешивали на «решку» (дверную решетку) при помощи наручников, выдаваемых им сотрудниками изолятора для осуществления пыток. А этот «застегнутый» (убежденный) комсомолец пел на всю тюрьму «Варшавянку» – гимн революционных рабочих царской России, который николаевские зэки тоже знали.

Конечно, речь тогда шла о Плево. Он это сразу подтвердил, как только следователь Пилипенко ненадолго оставил нас наедине. Правда, Анатолий тут же мне сказал что он, к сожалению, написал у следователя слишком много показаний, но надеется, что ему удастся опровергнуть их в суде. Больше он ничего не успел тогда сообщить.

Зная, каким он мог быть подвергнут истязаниям, я не мог и не хотел думать об Анатолии плохо. Тем более, что и сам я попал под пресс, и на начальном этапе предварительного следствия мое поведение тоже оставляло желать лучшего – слишком страшным и неожиданным оказалось это испытание! Оставалось ждать возможности пообщаться с Плево более основательно. Прежде всего, мне было интересно узнать от Анатолия, почему, на его взгляд, украинские власти обрушились на нас с такими репрессиями? Что ему известно по этому поводу?

По отзывам арестантов, знавших Плево, он был очень «грамотным пацаном». Так, на этапе из Николаева в Одессу я узнал от одного заключенного, что Анатолий переводил на русский язык Шекспира.

При выезде на следственные действия в УСБУ Одесской области весной-летом 2003 года я наконец смог поговорить с Плево… Но в нем, к тому времени, что-то сильно изменилось. Трудно было поверить, что этот человек мог на дыбе петь «Варшавянку». Теперь, кроме огульных обвинений в адрес многих товарищей и панических причитаний по поводу слабости нашего движения, я ничего толкового от него не услышал. Хотя, как от крупного политического деятеля, от Анатолия я ожидал большего: прежде всего трезвого анализа нашей беды и своего видения борьбы за наше освобождение. Но на это оказались способны другие.

Тем не менее, в начале судебного процесса осенью 2003 года Плево еще производил впечатление крутого поэта-революционера, когда раздавал нам в зале суда свои стихи, посвященные десятилетию трагических событий Октября 1993 года, участником которых он был.

Российские товарищи нашли Анатолию Плево очень хорошего одесского адвоката-коммуниста Демиденко Николая Кузьмича. Ознакомившись с материалами нашего уголовного дела № 144, Николай Кузьмич поставил перед собой задачу не только освободить своего подзащитного, но и «развалить» обвинение всей нашей группы.

Конечно, многое зависело от Плево. Ведь в основном на его подробных показаниях держалось все обвинительное заключение СБУ, и только он, Анатолий Плево, мог свести всю многомесячную работу предварительного следствия к полному нулю. К сожалению, этого не произошло. Одессит Олег Алексеев первым дал в суде показания, которые не расходились с обвинительного заключения. Но показания Алексеева выглядели неубедительными: всем уже было уже известно, при каких жутких обстоятельствах он получил инвалидность во время предварительного следствия, и то, как его держали «правоохранители» на крючке – в постоянном страхе за любимую девушку… Многого стоила и его последняя фраза, произнесенная в конце выступления на суде: «Мне это все велел сказать следователь!».

Многие из нас, кто был вынужден дать показания «под прессом», в зале суда сразу от тех показаний отказались. Плево сначала тоже выбрал линию «отказа», но как-то неуверенно. Казалось, будто его кто-то насильно заставляет защищать в суде свои же кровные интересы и интересы своих товарищей. Но все же в первые дни все шло относительно неплохо…

Однако, сидя на скамье подсудимых, в частных разговорах с товарищами, Плево, вместо того, чтобы морально поддержать менее опытных ребят, продолжал обличать нас во всех смертных грехах. Прежде всего, он почти всех обозвал «предателями», а меня - «оппортунистом» за то, что я на следствии дал показания в духе «отпустите меня, я ни в чем не виноват». Собственно говоря, так оно и было! Они и в самом деле ничего не могли доказать мне, кроме распространения пресловутых листовок, которые мало кто читал. И почему тогда на мне обязательно должно было «висеть» еще что-то? Поэтому я имел все основания, чтобы именно так построить свою защиту, и избранная мною линия поведения не наносила вреда другим подсудимым.

Другое дело, что я действительно испугался тюрьмы, которую совершенно не знал, и поддался в первые дни ареста на хитрые уловки следователей, чем навредил больше себе, чем другим. Об этом я очень жалею, т.к. я уже был достаточно взрослым, чтобы многое понимать и предвидеть... Возможно, в чем-то и правы те, кто относится к моему освобождению, как говорится, «неоднозначно»… Но перед друзьями, оставшимися там, и перед самим собой, мне не в чем оправдываться!

Тем нашим товарищам, которых уж совсем нельзя было обвинить в предательстве, Плево дал другие определения. Прежде всего, это касалось Яковенко и Зинченко, которые держались во время следствия очень твердо. Но Плево поступил прямо по одесской поговорке, гласящей, что «прикопаться можно и к столбу». Лишь Артема он удостоил звание героя. И то с оговорками, как потом выяснилось.

Что же тогда Плево думал о себе? Себя он, безусловно, считал безупречно честным человеком и…порядочным христианином! Толик все чаще стал рассуждать о боге, возить с собой религиозную литературу и отращивать длинную поповскую бороду. В зале суда он постоянно читал Библию и крестился. Кто-то из товарищей с воли назвал Толика «Отцом Федором». Нам это быстро стало известно, и мы сами стали его так называть.

Странное превращение Толика из красного поэта-трибуна в благообразного батюшку еще можно было бы с грустью расценить, как некое чудачество, вызванное нечеловеческими условиями, в которых мы оказались. Но дальше Отец Федор повел себя совсем неожиданно.

Однажды утром мы, как всегда, выезжали на суд. Перед отправкой конвойные завели нас в обысковую комнату. Там я стал невольным свидетелем откровенного разговора между Депутатом (Яковенко) и Отцом Федором. Отец Федор заявил Депутату, что является православным христианином и должен говорить суду правду, на что Депутат ответил: «Я давно подозревал, что ты – трус!». В зале суда Отец Федор во время заседания поднялся со скамьи и дал показания против Яковенко, - в чем так остро нуждалось обвинение, - а также против Романова, Данилова и Смирнова. Зал был в шоке. Адвокаты этих товарищей поняли, что процесс они уже проиграли. Но ни публика, сидевшая в зале, ни адвокаты не могли видеть того, что случилось дальше.

На обратном пути в «воронке» Доктор (Романов) набросился на Плево с криком «Рожа ты эсбэушная, я тебя сейчас порву!». В свою очередь, Отец Федор пообещал Доктору разбить ему очки. Мы их с трудом «разборонили». Вечером мы прибыли на т.н. «комсомольскую» смену охранников, которые позволяли побыть нам вместе в пересыльном боксике до отправки на корпуса. Но даже они в этот вечер поместили Плево отдельно от нас.

Яковенко, Романов и Смирнов пытались потом опровергнуть показания Плево в суде, но перелом в пользу обвинения уже произошел. Данилов просто отказался комментировать показания Анатолия. В отличие от Отца Федора, Артем никогда никого не осуждал. Артем тоже по-своему верующий человек, но он старается поступать по божьим заповедям, а не просто впустую разглагольствовать о боге. Что касается адвоката Плево, то он, исходя из своих взглядов и убеждений, отказался «защищать подлеца» и вышел из процесса. На смену Демиденко пришел другой адвокат, вполне достойный своего подзащитного.

В своих последних выступлениях на суде Плево каялся, как на исповеди, и официально отрекался от своих прежних коммунистических убеждений. Здесь следует обязательно отметить, что каялся Отец Федор не перед теми своими бывшими товарищами, которых он «подставил» на судебном процессе, и даже не перед своими родными, которым он доставил столько беспокойства, а перед судьями и украинскими властями. Он так и не принес своих извинений Яковенко, Романову и Смирнову за проявленную слабость, когда некоторые из нас (в том числе и я) при отказе в зале суда от своих первичных показаний не забывали публично извиниться перед теми товарищами-подельниками, которых пришлось оговорить под пытками. Не стоит забывать и о том, что пришлось вынести членам наших семей. Лично мне и сейчас жалко моих родителей и дедушку с бабушкой, которые так за меня переживали!.. Что уж говорить о том времени, когда для меня одесская прокуратура тоже «шила» срок – до 10 лет концлагерей! Так что делайте выводы, наши строгие критики, находящиеся на свободе.

От помощи товарищей с воли этот «правоверный христианин» отказался еще раньше. Из всех нас, как уже было сказано, Отец Федор только одного Артема сначала удостоил своего уважения, но затем… обвинил его в попытке организации геноцида в Украине (что Данилову не вменил даже буржуазный суд!). Рядом со мною на скамье подсудимых сидел Саня Герасимов, который делал записи себе в тетрадку и некоторые из них показывал мне. Так, одну из «проповедей» Отца Федора во славу монархии и ныне действующего президента РФ он назвал «Боже, храни Путина!». А «последнее слово» подсудимого Плево Саня охарактеризовал еще короче: «Ку-ка-ре-ку!». Комментарии излишни.

За «хорошее поведение» в суде Толик получил свои 6 лет. Хотя, конечно, мог получить и больше, если бы он остался коммунистом. Но тогда и процесс иначе бы закончился, и я бы вышел на свободу не один. Яковенко еще вздохнул по этому поводу: вот, мол, Плево скоро выйдет на свободу героем, а я буду сидеть дальше! Но здесь Андрей ошибается – Плево выйдет не героем.… А Богдан Зинченко заметил, что Плево – никакой не верующий, просто он хочет уйти от ответа перед товарищами.

Полностью значение слов Зинченко я понял через несколько месяцев после своего освобождения, когда мне достоверно стало известно, что свое «чистосердечное признание» на 29 страницах Толик сделал в первый день задержания. Пытки к нему были применены потом. В результате его «признаний» пострадали люди, совершенно не знакомые с Плево раньше, - из-за него они попали под пресс украинского репрессивного аппарата. Если бы я знал об этом еще в тюрьме, я бы его спросил только об одном: «Почему ты сразу не вызвал российского консула?».

16. ГОЛОДОВКА – ОРУЖИЕ СПЕЦКОНТИНГЕНТА

К этому старому, как мир, методу борьбы с Системой зэки прибегали с древних времён. В их почти бесправном положении голодовка часто была последним аргументом при разрешении спорных вопросов, которых там всегда более чем достаточно.

Известное «Дело одесских комсомольцев» не стало исключением. И это неудивительно. Десять молодых парней и одна несовершеннолетняя девочка в 2002 году покусились на святая святых буржуазной Системы – Конституционный (капиталистический) строй Украины, и даже на саму Украину – с целью её расчленения. Ещё чуть-чуть – и им бы удалось осуществить свои злодейские замыслы! Но помешали доблестные сотрудники СБУ и МВД.

Вначале пацанов и девчонку традиционно «пустили под пресс», применив к ним пыточные методы дознания – вполне в духе «демократической» Украины, рвущейся в Евросоюз. Затем измученных советских патриотов собрались судить закрытым судом. К тому времени (лето 2003 года) один из них уже находился при смерти и на всех, включая также и умирающего Сергея Бердюгина, следственными органами буржуазного государства было составлено чудовищное «обвинительное заключение», в случае подтверждения коего некоторые из политических заключённых получили бы пожизненное лишение свободы, а минимальный срок заключения составил бы десять лет! Несчастная девочка, отпущенная первоначально на подписку, вовсе не была в безопасности – её могли в любой момент вновь арестовать прямо в зале суда. И это было вполне реально, если бы их инквизиторские планы не стали достоянием общественности.

Первыми о грозящей им катастрофе узнали, конечно, сами политзаключённые. И не только узнали, но и сразу поняли, как с ней бороться. По тюремному телеграфу между ними прошла оперативная информация о подготовке «голодовки до смерти» к моменту начала закрытого суда. Практически каждый из них был готов умереть за идею, чтобы не мучиться потом в неволе много лет, осуждённым «по беспределу». Одному из наших товарищей удалось даже передать прощальный привет на свободу…

Но в тот раз политзаключённым не пришлось делать такой отчаянный шаг. Благодаря помощи товарищей с воли удалось добиться, чтобы суд был открытым. И хотя враги продолжали упорно гнуть свою линию, истинное «лицо украинской демократии» увидел весь мир!

О пытках, практикуемых украинскими правоохранителями в качестве основного метода дознания, люди знали давно. «Дело комсомольцев» только лишний раз это подтвердило. Смерть комсомольца Сергея Бердюгина от пыток стала ещё одним доказательством виновности правящего режима. Через неделю после похорон Бердюгина двое подсудимых – Романов и Смирнов – объявили голодовку прямо в зале суда. Их основной целью было добиться разрешения на переписку с близкими родственниками, которой они до тех пор не имели. На следующем судебном заседании Романов и Смирнов надели на головы повязки с надписью «голодовка». Это не понравилось судьям, и конвой получил приказ забрать у них повязки. Однако Романов успел передать свою повязку одному из товарищей-подельников, а на следующий день вся Одесса снова видела его с гордо повязанной головой.

В конечном итоге голодающим удалось добиться своего. Суд всё-таки дал им разрешение переписываться с родными, руководствуясь «соображениями гуманности» (которой у них на самом деле никогда не было).

Особенно пресловутый гуманизм буржуйской Фемиды проявился к концу судебного процесса. В феврале 2004 года тот же Романов вскрыл себе вены прямо в зале суда в знак протеста против действий судьи Тополева, который вначале отказался изменить меру пресечения больному Бердюгину, потом игнорировал преступления украинских правоохранительных органов в отношении пленных комсомольцев, а затем грубо повёл весь ход процесса в сторону пресловутого «обвинительного заключения» – в ущерб установлению истины. Романову, правда, не дали умереть, – но лишь для того, чтобы впаять ему огромный срок лишения свободы.

Затем, сопротивляясь судебному произволу всеми доступными средствами, подсудимые объявили ещё одну голодовку протеста – в конце мая 2004 года. В ней не участвовали лишь Плево, Алексеев и Польская. Самые упорные участники голодовки продержались три недели. Даже тюремная администрация ОСИ-21 проявила в эти дни больше внимания и понимания по отношению к политзаключённым, чем суд! Никто из сотрудников изолятора не пытался силой пресечь данную акцию протеста. С их стороны имели место лишь уговоры, чтобы комсомольцы прекратили подвергать опасности свои молодые жизни и боролись бы за свои права какими-то иными методами. А молодые жизни и в самом деле были в большой опасности. Вопреки разным ложным слухам, распространяемым в тот период морально нечистоплотными людьми, никто из голодающих «бутерброды под одеялом не жрал». Предлагаемую тюремную баланду они демонстративно выставляли наружу. Суд же полностью игнорировал требования подсудимых возобновить следствие и даже не дал им всё сказать в своём законном «последнем слове». Политзаключённые от слабости с трудом держались на ногах, им было очень тяжело говорить.… А их, в довершение ко всему, ещё постоянно прерывали репликами типа: «Сядьте, Данилов!», «Молчите, Романов!», «Прекратите, Яковенко!». Таким образом, украинский «демократический» суд превзошёл по своей жестокости знаменитый Лейпцигский процесс 1934 года, где подсудимому Георгию Димитрову всё-таки дали высказаться.

Задумайтесь: сегодня, спустя 70 лет после фашистского судилища, современные противники капитализма вновь получают огромные сроки лишения свободы – за то, что хотели вернуть своему народу нормальную жизнь, справедливость, социализм!..

Приговор был обжалован в Верховный Суд Украины. Но политзаключённые, их близкие и друзья связывают свои надежды не с этим буржуазным судом. В гораздо большей степени мы рассчитываем на помощь коммунистов и комсомольцев Украины, России, других республик временно разобщённого Союза, помощь общественных организаций, всех честных людей, прогрессивных журналистов, которые должны рассказать людям правду. Пусть это – страшная правда, пусть она кого-то и отпугнёт, заставит навсегда отречься от коммунистических убеждений и вообще от политической деятельности… Зато других – честных и смелых, любящих свободу и ненавидящих несправедливость – она привлечёт в ряды борцов.

17. ПУТЬ ДОМОЙ

…Прежде, чем ехать в Москву, я решил позвонить О.А. Федюкову и от имени Евгения Семенова поинтересоваться, можно ли упомянутому Семенову приехать. Представился корреспондентом газеты «Правда Приднестровья» Юрой Соколовым. Сослался на мнение некоторых лиц, которые высказывали сомнения относительно Семенова. Олег Александрович только засмеялся и сказал, что «Семенов может спокойно приезжать, его будут рады видеть».

Перед отъездом я еще встречался с Ириной Ивановной, которая все это время не забывала меня и неоднократно носила мне передачи. Она настоятельно просила провести в Москве пресс-конференцию по «Одесскому делу», что я обещал выполнить. Будут приглашены все прогрессивные, и не очень, журналисты, и не только левые. Еще я увидел у Ирины Ивановны телевизор, который она после моего освобождения забрала из тюрьмы. Она подключила к нему 80 кабельных каналов и теперь очень этим довольна.

Когда дядя Слава меня провожал, он плакал. Говорил, что я ему лучше родного сына, который вообще обормот. Провожал он меня вечером на киевский поезд. Я взял с собой лишь самое необходимое. Старался не нагружаться, будто чувствовал, что границу мне придется пересекать с приключениями. Со мной была только спортивная сумка.

До Киева доехал хорошо, с комфортом. Утром даже взял горячий завтрак на перроне одной из станций. Народу было мало. В купе с утра со мной ехал один человек. А вечером я, впервые после освобождения, сыграл с двумя молодыми пацанами-попутчиками в карты – в «дурака»; мне это было «по приколу», потому что там за карты можно попасть в карцер. Ночью пацаны сошли в Черкассах, а карты забыли – оставили мне на память.

В Киеве я находился каких-то полчаса. Высадившись из поезда в 11 утра, сразу же пересел на электричку, следовавшую в направлении Нежина. Прибыл туда после обеда. День был сухим и теплым. Но мне не повезло с обменом денег: у меня оставалась еще куча гривен, а я еще раньше слышал от Елены Дмитриевны, что в России они – «макулатура». Ни один обменник в этом маленьком городке Черниговской области не работал – ни в центре, ни на вокзале. Взял билет до приграничной станции Воронежская.

Это была еще не самая последняя станция. До границы я решил ехать на попутках, чтобы не спалиться. Пересадку произвел в Конотопе Сумской области. Подъезжая к Конотопу, я познакомился с одной местной девушкой – Оксаной, которая помогла мне найти человека, обменявшего мои гривны на российские рубли. Я успел сделать это в Конотопе при пересадке на приграничную электричку. Оксана совсем не была похожа на гоголевских «конотопских ведьм». В общем, большое ей спасибо!

От станции Воронежская до последней на Украине станции Зерново я добирался на такси. Проехал через Сумские леса и город Шостку. По пути чуть было не был задержан солдатами контрольного пограничного блокпоста, за которым Украина еще не заканчивалась. Но я их сумел уболтать: в итоге пацаны пропустили нас с таксистом без всяких денег, но предупредили, что дальше у меня могут быть проблемы. Наконец, мы приехали в Зерново, поселок Сумской области.

Водитель такси оказался отчаянный мужик лет 45. В дороге возмущался развалом Советского Союза, что создало простым людям столько проблем. Из Зерново был выезд сразу в Россию - мне оставалось пройти пешком 200 метров.… Но именно в этот момент, на втором блокпосту, нас чуть было не повязали! Таксист мог попасть со мной, как пособник нелегального мигранта. Самое интересное, что на «той стороне» никакого поста и видно не было. Но нам пришлось резко поворачивать обратно, так как пограничник пообещал вызвать по рации наряд милиции. Я быстро рассчитался с водителем – отдал ему 20 долларов за 100 км и за риск. Он высадил меня в глухом переулке и сразу поехал домой, пока не поймали.

Водила мне еще показывал бар, где собираются контрабандисты, которые на своих джипах (эти машины я тоже видел) переправляют нелегалов в Россию. Но я не рискнул обращаться к этим бандюганам, а просто пошел в Россию по железной дороге.

Было уже темно. Проходя мимо местного кладбища, я снял с головы фуражку и сказал вслух: «Мир вашему праху, люди». Будь со мною какая-нибудь девушка, она бы, наверное, очень боялась! Но не надо бояться усопших – живые в наше время куда опаснее.

Дальше началось бездорожье. Часы показывали уже 12 ночи. Идти можно было только по шпалам. По обеим сторонам насыпи шумел сурово Брянский лес. Впрочем, об этом я потом только догадался. Тогда я даже не знал, нахожусь ли уже в России, или все еще шлепаю по территории Украины. Думал: «Вот будет хохма, если приду снова на украинскую станцию!». Но я, вроде бы, все рассчитал верно…

Чем дальше я продвигался, тем глуше становилась местность. Лес представлял собою дикие, непроходимые джунгли. Сразу под насыпью было болото. Время от времени взад-вперед проносились пассажирские и товарные поезда. Сначала я прятался от них в кювет, потом мне это надоело, и я просто становился за столб. Столбов вдоль железной дороги было много, и прятаться за них приходилось часто. В общем – шел и столбы считал.

В общей сложности, я двигался таким образом три часа. Время тянулось медленно, иногда казалось, что до утра я вообще никуда не дойду, - ведь я даже не знал, сколько впереди километров до ближайшего человеческого жилья. Людьми вообще не пахло, не говоря уж о пограничниках, которых хороший командир, несомненно, в эти джунгли не выгонит. Идти становилось все тяжелее, но я знал, что отдыхать нельзя, за ночь надо пройти как можно большее расстояние. Очень хотелось пить, а воды я с собой не взял. Было жутко.

Как потом выяснилось, за ночь я прошел 25 километров. Вспоминалось, как в «воронке» матерился мой подельник Олег Алексеев, вспоминая про эти шпалы. Ведь ему летом позапрошлого года пришлось проходить здесь же вместе с Ниночкой и Артемом. Представляю, как Ниночка плакала по дороге! Теперь я Олега понимаю!..

Особую благодарность выношу нашему Бендерскому товарищу Николаю за предоставленные мне «колеса». Правда, в пути они так изорвались, что, дойдя до места, я их выбросил в кювет. Зато спас свои цивильные туфли, которые иначе могли бы не дожить до России.

И вот вдали показались огни – первый признак цивилизации. Идти до них пришлось еще минут тридцать. В 3 часа ночи я увидел первый поворот направо. Сразу за деревьями виднелись дома, светил единственный уличный фонарь… Я мог отдохнуть на скамейке. Еще подумал, что нелишне будет дополнить свои тюремные воспоминания последним рассказом – «Путь домой». Недалеко стояли белые «Жигули». Я подошел и посмотрел номера. Они были российскими – первый признак удачного перехода. Я переобулся и пошел дальше, чтобы не привлекать внимания местных собак. Прошел мимо железнодорожного переезда. Где-то через 300 метров был вокзал. Это оказалась станция Суземка Брянской области. Перевел свои часы на московское время – по местному времени я пришел сюда в 4 часа утра, к вокзалу подошел в 4.30, а в 5.00 уже отправлялась первая электричка на Брянск. Купил билет и спокойно уехал.

В Брянске я был в 8 часов утра, но еще было почти темно. Взял билет на проходящий поезд Кишинев-Москва и позвонил всем, кому надо: дяде Славе на работу, старикам - в Актюбинск и Федюкову – в Москву. В этот раз я назвался Федюкову своим настоящим именем и попросил меня встретить на Киевском вокзале – ведь Москву я совсем не знаю. Доехал я хорошо, всего за 6 часов, в плацкартном вагоне немного поспал после бессонной ночи. Москва встретила теплой и солнечной погодой. Было 16 часов, когда поезд прибыл к месту назначения, Олег Александрович встретил меня и доставил к Елене Дмитриевне. Все были рады меня видеть. А на следующий день я уже ездил с Еленой Дмитриевной по разным партийным тусовкам.

Недавно вышел свежий номер газеты «Момент истины», где напечатаны мои рассказы об Артеме и Саше Герасимове, а также наша совместная с Галей Дмитриевой статья «Особенности украинского национального следствия». Галка сейчас готовит пресс-релиз к предстоящей пресс-конференции, которая состоится после праздников. Скоро вы все это прочитаете.

Неоднократно уже приходилось публично выступать, участвовать в сборе денег в помощь политзаключенным России и Украины. Реакция, правда, неоднозначная: есть такие люди, которые продолжают считать нас бандитами или, в лучшем случае, дураками. Но большинство все-таки на нашей стороне. А вообще истинные коммунисты иначе думать и не могут.

Отправил телеграмму Наде Ракс, где поздравил ее с Днем Революции. Еще встретился с поклонником Ларисы Романовой – Димой. Он регулярно «греет» девушек, осужденных по «Делу НРА», и уже проконсультировал меня насчет посылок на зону.

Но выяснилось, что попасть из России в Казахстан без документов еще сложнее, чем из Украины в Россию.

Я обзвонил всех моих родных в Оренбурге и Актюбинске. Моя бабушка была рада звонку, рада тому, что я жив-здоров и на свободе, но с грустью сказала, что очень хочет меня увидеть.… Недавно отец прислал поездом, через нашу землячку, восстановленное моё свидетельство о рождении, а также копию своего, заверенную нотариусом, которое подтверждает его российское гражданство по рождению. Там были также новая куртка, вкусный казахский чай и письмо от стариков. Но отец предупредил, что ехать в Казахстан мне сейчас попросту опасно и просил меня подождать, попытаться «сделать» сначала российское гражданство. Иначе я рискую вновь оказаться в тюрьме, только уже не в украинской, а казахстанской, где, говорят, сидеть ещё хуже.

Таковы зримые плоды развала Союза и искусственного создания на его территории «демократических», «независимых» государств по западному образцу!

18. ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Итогом судебного процесса над молодыми коммунистами и комсомольцами, продолжавшегося с 24.09.03 по 19.07.04, стали огромные срока, которыми «наградила» буржуазная Фемида моих товарищей. Один погибший, один освобожденный и условно осужденная девушка, которую постоянно пугали, что посадят, но все-таки оставили на свободе, а остальным – кому 14 лет лишения свободы, кому – 11, кому – 8… (Меньше всех - шесть лет лишения свободы – получил Анатолий Плево за «сотрудничество со следствием»).

Такова судьба тех людей, которые решились встать на путь нелегальной революционной борьбы с антинародным режимом.

Да, одному из политзаключенных «повезло», пишущему эти строки: после реально проведенных за решеткой 1 года, 7 месяцев и двух дней – вышел на свободу. Теперь мне говорят - можно было молчать, как партизан! Можно было громко кричать в зале суда: «Я – гражданин Советского Союза!», – что я и делал в начале судебного процесса. В конце концов, можно было героически сотрясать воздух революционными фразами, произнося в суде последнее слово, когда мне – преднамеренно, как я полагаю – выделили в судебном заседании отдельный день для выступления, 2 июля 2004 года. А я в тот день от громких фраз воздержался.… В результате получил 3 года условно. А иначе было бы 5 реально. Или 10. По ст. 348 УК Украины – «покушение на жизнь сотрудников милиции». А почему бы и нет? При желании, они бы и этот бред объявили вполне доказанным! Как говорят в Одессе – прикопаться можно даже к фонарному столбу.

Был ли я прав, когда не стал превращать свое последнее слово в еще одно политическое выступление, а просто сказал, что «единственное, в чем раскаиваюсь, так это в том, что причинил горе и беспокойство своим близким»?.. Со стороны виднее. Со стороны и осуждать легче!

Могу лишь одно добавить: построив свое последнее выступление в суде именно таким образом, я ничем не навредил товарищам. А то, что я нахожусь сейчас на свободе, надеюсь, хоть немножко поможет им! При освобождении я обещал ребятам, оставшимся за решеткой, что расскажу о них, - и я сделал это. Информация об «Одесском деле», о коммунистах-революционерах уже расходится по Советскому Союзу, проникая сквозь все искусственно поставленные границы. Из тюрьмы было бы куда сложнее донести до людей правду.

До зоны я, как уже было сказано, не доехал, но мои записи о жизни в следственных изоляторах пригодятся будущим нелегалам, которых правящих режим, разумеется, будет и впредь хватать и сажать. Хотя лучше, конечно, не попадаться. Это я так считаю.

А если кто-то из молодых людей, только вступающих на тернистый путь нелегала, почувствует, прочтя эти строки, что тюрьма – не для него, что он «не вывезет» пребывания в этих мрачных стенах, - что ж, такого человека тоже нужно понять! И не лучше ли вовремя отказаться от непосильной ноши, чем потом уронить ее, в самый неподходящий момент, выражаясь фигурально – на головы своих соратников?.. Подобные примеры уже имеем.

Таким товарищам следует посвятить себя легальной партийной работе, что также необходимо. И в том числе – организации помощи политическим заключенным-революционерам. Их еще будет много…

Но, с другой стороны, даже тем коммунистам, которые действуют легально, не следует зарекаться от тюрьмы. Такие примеры тоже имеем. Один из них – уголовное преследование редактора газеты «Молодогвардеец» Александра Козака за распространение материалов по «Одесскому делу».

И еще: если уж кто вступил на тропу войны с буржуйским режимом – тому лучше бросить курить. Сигарет там нет. Те, что приходит в передачах, быстро заканчиваются, - а в киоск за ними не сбегаешь: мусора не пустят и сами не принесут. Для меня это была не проблема – я не курил никогда. Хотя сигареты «заходили» и мне, и их всегда следует передавать даже некурящим товарищам – для курящих сокамерников, чтобы те не «лезли на стенку». И еще, в некоторых случаях, сигареты – это валюта.

Зато, оказавшись в неволе, как никогда начинаешь ценить все то хорошее, что было у тебя на свободе. И с беспощадной критикой рассматриваешь свои поступки, совершенные до тюрьмы. Иногда говоришь себе: «Здесь я был абсолютно неправ, мне нет оправдания, так я никогда больше не должен поступать. Зато в другом случае я оказался на высоте!». Речь идет, разумеется, не о том, чтобы рассматривать свои действия с точки зрения ныне действующих законов… Я говорю о законах нравственных, которые всегда неизменны.

Так цените каждый день, прожитый на свободе, дорогие товарищи революционеры!

Настоящие революционеры, конечно, делают все, чтобы продолжать борьбу и в местах лишения свободы. В частности – вести пропаганду наших идей. Да, среди заключенных. И даже через некоторых мусоров, которые, кстати, могут при случае и пригодиться. Везде есть мыслящие люди – и в тюрьме тоже.

В заключение хочу процитировать некоторые надписи, сделанные на стенах пересыльных боксиков нашими товарищами. Не буду уточнять, кем, - обойдемся без комментариев.

          «ПАРТИЗАНЫ ОТОМСТЯТ ЗА КАЖДОГО ЗАМУЧЕННОГО
            ТОВАРИЩА. НЕ ПРОСТИМ СМЕРТЬ КОМСОМОЛЬЦА СЕРГЕЯ
            БЕРДЮГИНА!»

«ЭТО СУДЯТ НЕ НАС – ЭТО МЫ ИХ СУДИМ!»

«СВОБОДУ ПОЛИТИЧЕСКИМ ЗАКЛЮЧЕННЫМ!»

«СВОБОДУ КОММУНИСТАМ-РЕВОЛЮЦИОНЕРАМ!»

«КАПИТАЛИЗМ – ДЕРЬМО!»

«КУЧМУ – ГЕТЬ!»

«УМЕРЕТЬ ЗА СОВЕТСКИЙ СОЮЗ – ЗНАЧИТ ЖИТЬ!»

Под этим подпись: «Революционеры ОСИ-21».

III. Хитрости и произвол украинского суда.

1. СПРАВКА

О НАРУШЕНИЯХ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА, ДОПУЩЕННЫХ В ПРОЦЕССЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО СЛЕДСТВИЯ И СУДЕБНОГО РАЗБИРАТЕЛЬСТВА ПО УГОЛОВНОМУ ДЕЛУ № 144 (по обвинению «группы Яковенко»)

Статья 21 УПК Украины устанавливает, что органы дознания и досудебного следствия обязаны обеспечить подозреваемым и обвиняемым охрану их личных и имущественных прав, а также право на защиту. При этом не только разъяснять подозреваемым и обвиняемым их права, но и предоставить реальную возможность защищаться всеми допустимыми законодательством способами.

В соответствии со ст. 30 Конституции Украины, органы досудебного следствия обязаны действовать исключительно в пределах своей компетенции и способом, предписанным законом. Действия, не предусмотренные законом, недопустимы.

Однако в процессе работы по уголовному делу № 144 органы следствия недобросовестно выполняли требования закона об обеспечении подозреваемым и обвиняемым права на защиту, допускали многочисленные ущемления реальных возможностей защиты, прав и интересов лиц, проходящих по данному делу.

Согласно ст. 43, 43-1 и 60 УПК, подозреваемые и обвиняемые имеют право на отвод следователя или лица, производящего дознание. Для практической реализации этого права подозреваемые (обвиняемые) должны знать лиц, проводящих следствие или дознание. Досудебное следствие по данному делу проводилось группой следователей СБУ, состав которой в ходе следствия менялся. Следственные действия выполнялись разными членами следственной группы. Например, в первой половине дня обвиняемого допрашивал один член следственной группы, а после обеда – другой.

Ст. 119 УПК предусматривает объявление обвиняемым постановления о назначении по делу нескольких следователей. Привлечённые по настоящему делу Яковенко А.О., Алексеев О.Н., Бердюгин С.С., Герасимов А.В., Зинченко Б.Л., Польская Н.Б., Данилов И.В., Плево А.И., Романов И.Э., Смирнов А.В. и Семёнов Е.В. официально задержаны в качестве подозреваемых в период 13-23 декабря 2002 г. и следственные действия выполняли не только следователи, но и руководящие работники СУ прокуратуры и СБУ, работники дознания. Подозреваемые и обвиняемые не были ознакомлены с данными о лицах, производящих следствие. Состав следственной группы был им объявлен только 13-14 февраля 2003 г. уже после выполнения основных следственных действий и предъявления обвинения. Подозреваемые (обвиняемые) не имели возможности знать полный состав следователей и выяснить наличие оснований для отводов.

Ст. 43-1 УПК предусматривает, что подозреваемые вправе знать, в чём конкретно их подозревают (обвиняют) и давать показания по поводу возникшего в отношении их подозрения. В срок, не превышающий одних суток с момента задержания, но, во всяком случае, до первого допроса, подозреваемому должна быть предоставлена возможность пригласить защитника. Лицо, производящее дознание или следствие, обязано (ст. 47 УПК) предоставить задержанным (арестованным) помощь в установлении связи с защитником или лицами, которые могут пригласить защитника. Однако лицам, привлечённым по настоящему делу, зачастую называли лишь статью УК, по которой они подозревались, а конкретные события, послужившие основанием для подозрения, не сообщались, суть подозрения не разъяснялась.

Например, Зинченко Б.Л. и Герасимов А.В. были задержаны Одесским управлением СБУ по поручению сл. группы за № 6/202 от 19.12.02 со ссылкой на совершение ими преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 258 УК Украины без сообщения им, в совершении каких именно преступных действий они подозреваются. Поручение о задержании Зинченко Б.Л. вообще дано за день до возбуждения против него уголовного дела (дело возбуждено 20.12.02).

Согласно протоколу, Герасимов А.В. задержан в 23⁰⁰ 19.12.02 в кабинете №163 Управления СБУ в Одесской обл. по подозрению в том же преступлении. Он был сначала помещён в ведомственный следственный изолятор, а на следующий день доставлен в управление СБУ Николаевской области, где в 15.45 час. произведен его личный обыск и у него изъято до 10 различных газет. Как оказался Герасимов А.В. ночью в кабинете 163 с пачкой газет, кто и когда доставил его туда – в материалах дела не отражено. (Очевидно, просто схватили и притащили?).

В тот же день, когда в г. Николаев был доставлен подозреваемый Герасимов А.В., сопр. письмом 5/4-12860 от 20.12.02 в управление СБУ в Николаевской обл. передано «признательное» объяснение Герасимова, отобранное у него 19.12.02 без надлежащих правовых оснований начальником отдела «Т» УСБУ в Одесской обл. Ворончуком А.П. в отношении преступной деятельности фигурантов уголовного дела № 144. Отобрание объяснений у граждан предусмотрено ч. 4 ст. 97 УПК только при проверке сообщений о преступлениях до возбуждения уголовного дела. Получение «объяснений» по возбуждённым делам, а тем более от подозреваемых непосредственно перед их задержанием, является грубым нарушением прав на защиту и формой подмены первого допроса, где подозреваемые вправе пользоваться помощью адвоката. Указанное «признательное» объяснение Герасимова добыто с нарушением закона и не может использоваться в качестве доказательства.

В тот же день, 20.12.02, появилась и «явка Герасимова с повинной», в тот же день с 18³⁵ до 20¹⁰ он допрошен без участия адвоката в качестве подозреваемого. Никаких сведений, подтверждающих, что следствие выполнило свою обязанность по обеспечению Герасимову связи с защитником или лицами, которые могут пригласить защитника, в деле нет. Нет в деле и процессуального решения о принятии отказа Герасимова от защитника. Эти обстоятельства дают основания утверждать, что Герасимов, находясь в следственном изоляторе г. Николаева, заведомо был поставлен в условия, ограничивающие его возможности на защиту, т.к. не мог самостоятельно пригласить защитника или связаться со своими родственниками по этому поводу.

Согласно протоколу задержания, Зинченко Б.Л. – житель Одессы – задержан в качестве подозреваемого в 20 час. 30 мин. 20.12.02. в помещении УСБУ Николаевской области. Личный обыск Зинченко произведён следователем Бойко А.Ф. ещё до задержания. Без полного и конкретного разъяснения, в чём он заподозрен, без предоставления реальной возможности пригласить защитника, Зинченко без адвоката допрошен в качестве подозреваемого, а на следующий день, 21.12.02, проведена очная ставка его с подозреваемым Герасимовым. Каким образом и когда реально оказался Зинченко перед следствием и, в частности, в помещении УСБУ в Николаевской области – в материалах уголовного дела не отражено, хотя ещё за 5 дней до возбуждения против него уголовного дела (15.12.02) по месту его жительства проводился обыск, а на задержание давалось поручение УСБУ Одесской области.

Эти обстоятельства дают основания предполагать, что Зинченко и Герасимов были фактически задержаны раньше времени, указанного в протоколах.

Подсудимый Яковенко А.О. задержан 15.12.02. Одесским управлением СБУ по подозрению в преступлении, предусмотренном ч. 4 ст. 258 УК Украины, без указания конкретных действий, в которых его заподозрили. Первый его допрос в качестве подозреваемого проведён 16.12.02., также без обеспечения ему возможности пригласить защитника. Допрашивался Яковенко преимущественно о том, в какой организации он состоит, кто ещё в этой организации, где они собираются, за счёт чего финансируются.

17.12.02. проведена очная ставка между подозреваемыми Яковенко А.О. и Алексеевым О.Н., в ходе которой Яковенко заявил, что с этого времени отказывается давать показания без участия защитника, но и после этого никаких мер к обеспечению защиты следствием не было принято. Без приглашения защитника, несмотря на отказ подозреваемого Яковенко от дачи показаний, ему 21.12.02. было предъявлено обвинение, он допрошен в качестве обвиняемого, затем допрашивался без участия адвоката 19.03.03, 24.04.03, 13.05.03, а 21.05.03 проведены очные ставки между ним и обвиняемыми Герасимовым и Алексеевым. Лишь 21.05.03. был приглашён защитник.

Находясь под стражей, Яковенко А.О. передал на волю письмо, копия которого прилагается. Яковенко, в частности, пишет:

«Экономические реформы, проводимые в Украине под руководством Международного Валютного Фонда, Всемирной торговой организации и других организаций, диктующих свою волю населению планеты, привели к жутким результатам. Промышленность практически полностью уничтожена, безработица в стране достигла 3%-го уровня. В некоторых регионах Украины безработица достигает и 5%! Это повлекло за собой катастрофическое падение уровня жизни населения. Обнищание, деградация, алкоголизм, наркомания стали в Украине массовым явлением. Медицина стала очень дорогостоящая, что повлекло за собой вспышки страшных эпидемий туберкулёза, гепатита, холеры, дизентерии, так как у населения просто нет денег, чтобы получить необходимую медицинскую помощь. Физическое вымирание украинцев достигает 400-500 тысяч человек в год…

Вполне логично, что в этих условиях честные коммунисты начали пропаганду свержения преступного руководства страны.

В декабре 2002 года я и ещё 10 человек были арестованы. С момента ареста правоохранительными органами применялось психологическое и физическое давление на арестованных. К шести арестованным были применены пытки. Заключённых избивали, пытали электрическим током, загоняли под ногти иголки. Жёнам арестованных эти «правоохранители» откровенно предлагали половую связь.… При этом сами работники правоохранительных органов Украины гордо заявляли, что гитлеровское гестапо по сравнению с ними – добрые дети.

Под воздействием пыток некоторые коммунисты и комсомольцы потеряли здоровье. Отдельные арестованные, не выдержав издевательств, оговорили себя и многих абсолютно невиновных людей…

Кроме того, правоохранительными органами было организовано давление на подследственных и в тюремных камерах. Их избивали содержащиеся там уголовники, угрожали насилием, постоянно «прессовали» психологически».

(Это написано в июле 2003 г., ещё до трагической гибели комсомольца Бердюгина).

Во время судебных заседаний Яковенко неоднократно сообщал суду, что чувствует себя плохо в связи с заболеванием сердца, и заявлял ходатайства об оказании ему квалифицированной медицинской помощи в городской больнице, т.к. в санчасти СИЗО нет необходимого оборудования и специалистов, а вывезти арестанта в городскую больницу работники изолятора не могут без разрешения того органа, за которым арестант числится (в данном случае – суда). На что судья Тополев отвечал, что «не занимается вопросами бытового и медицинского обслуживания арестованных». Между тем, родные Яковенко подтверждают, что он сердечник и серьёзно опасаются за его жизнь.

Подсудимая Польская Н.Б., не достигшая тогда 18-летнего возраста, задержана 13.12.02. следователем прокуратуры Николаевской области Бондарем О.В. по подозрению в преступлении, предусмотренном ст.263 ч. 1 УК Украины. Несмотря на то, что для неё участие защитника являлось обязательным, первый допрос Польской произведён 14.12.02. без адвоката. Безо всяких правовых оснований в допросе принял участие следователь СО УСБУ Николаевской обл. Сабингур, причём допрос проведен в присутствии работников спецподразделения УМВД Украины Николаевской обл. «Беркут». Протокол допроса подписан, кроме следователя Бондаря, заместителем начальника СО прокуратуры Николаевской области Бионосенко В.В., который не значится среди участников данного следственного действия, но, очевидно, принимал в нём участие. Следствие воспользовалось заявлением запуганной несовершеннолетней девушки о том, будто бы она в защите не нуждается. В деле имеется явка Польской с повинной от 13.12.02, но когда она принята – до задержания и допроса или после – неизвестно.

После освобождения под подписку о невыезде, Польская обратилась к депутату Верховной Рады Украины Анищуку В.В. со следующим заявлением:

«13 декабря меня, Польскую Нину Борисовну, 1985 г. рождения, задержали в г. Николаеве примерно в 17.00.

В Ленинском райотделе г. Николаева меня заставляли давать показания путём избиения. Меня избивали дубинкой по пояснице, после чего поясница болела около 3-х недель, били ногами по спине и по животу, после чего живот и лопатки сильно болели, били по шее. А после того, как меня били по голове и тягали за волосы, у меня поднималось внутричерепное давление. 14 декабря работник Ленинского райотдела хотел, извиняюсь за выражение, «вы…ть дубинкой», а потом и сам хотел «отиметь». Били очень часто по лицу, по шее. Заходили другие работники райотдела и били по лицу, по спине, по шее, обзывали матами и другими словами. Мне в г. Николаеве предоставили адвоката, но я в нём сомневаюсь, потому что, когда вызывали на допросы и пытались ему дозвониться, ничего не получалось. За несколько допросов в СБУ я видела его 2 раза. За 10 дней, что я была задержана, кушать почти не давали. Давали одну юшку со вкусом супа».

(Данное заявление датировано 10.01.03. В судебном заседании Польская уже не решилась рассказывать о том, каким образом от неё добились признательных показаний; не исключено, что она просто боится снова оказаться под стражей).

Плево А.И., гражданин РФ, житель г. Москвы, задержан согласно протоколу 23.12.02. в 18³⁰ в г. Николаеве, хотя из других материалов дела видно, что до этого он 5.12.02. был задержан в Одессе в административном порядка, как лицо, не имеющее документов, удостоверяющих личность, содержался в спецприёмнике-распределителе г. Одессы, затем вывозился в
г. Каховку, а поэтому не имел возможности по своей воле очутиться в
г. Николаеве.

Когда, где и кем Плево фактически задержан – в деле не отражено. Предписанных законом мер для приглашения Плево защитника следствием не было принято, первый его допрос проведён 24.12.02. с 11²⁰ до 21⁴⁵ без участия адвоката. Только 27.12.02. к нему приглашён защитник Щербакова С.Н.

При задержании Плево по подозрении в преступлении, предусмотренном ст. 258 УК, не разъяснено, в чём он конкретно подозревался. При отсутствии сведений о том, в чём конкретно его заподозрили, Плево не мог реально строить свою защиту. В деле имеется заявление Плево о «чистосердечном признании» от 23.12.02, однако в нём не отражено, сделано оно до возбуждения уголовного дела и задержания или после. Когда и кем доставлен Плево в Николаев, к месту оформления задержания, также не известно, документы о его административном задержании ни истребованы и к делу не приобщены, законность действий работников милиции по отношению к Плево не проверена.

В судебном заседании Плево А.И. заявил, что с 5 по 23 декабря
2002 г. он, находясь под арестом, подвергался физическим и психологическим пыткам с целью получения «признательных показаний». Эти утверждения Плево до настоящего времени не опровергнуты.

В частности, в судебном заседании Плево заявил, что на допросах его избивали, нанося удары пластмассовыми бутылками, наполненными водой (очевидно, чтобы не оставалось следов), затем отвели в камеру, где, на глазах Плево и сопровождавших его «правоохранителей», двое заключённых изнасиловали третьего, и сопровождающие заявили, что с Плево будет то же самое, если он не даст требуемых показаний.

Данилов И.В., гражданин РФ, задержан в качестве подозреваемого в 23 часа 10 минут 13.12.02. начальником СО прокуратуры Николаевской обл. Тимошенко В.В. На следующий день, 14.12.02, он допрошен следователем прокуратуры Бондарем О.В. с участием следователя СО СБУ Николаевской области Грицая Г.Г., который не имел полномочий на участие в следственных действиях по делу, поскольку в производстве СБУ уголовного дела в отношении Данилова не имелось. В нарушение законодательства Данилову не была предоставлена не только защита, но и возможность свободного изложения показаний по поводу возникшего подозрения, весь допрос построен путём вопросов следователя, многие из которых носили характер наводящих. 15.12.02. зам. Начальника СО прокуратуры Бионосенко произведено воспроизведение показаний Данилова на месте происшествия. В обоих случаях применялась видеозапись. При ознакомлении обвиняемых с материалами дела эта запись не предъявлялась, но была предъявлена в судебном заседании 13.05.04.

При просмотре видно, что в момент воспроизведения Данилов, весь избитый, с перевязанной головой, старается держаться твёрдо и смотреть прямо в объектив, но на вопросы отвечает очень тихо, с трудом – очевидно уже тогда у него повреждена грудная клетка. Можно ли вообще допрашивать человека и выводить на место происшествия в таком состоянии? И можно ли считать достоверными показания, полученные таким образом?

Данилов действительно оказал вооружённое сопротивление при задержании. Однако настаивает на том, что спецназовцы, штурмовавшие квартиру, в которой он находился, обошлись с задержанными достаточно гуманно, а пытки применялись во время допросов в Ленинском РОВД г. Николаева. Судья Тополев упорно пытается замолчать этот позорный факт. А когда ему всё-таки приходится высказываться по этому поводу, то высказывания эти весьма путаные и противоречивые.

Так, например, на вопросы приехавших из Москвы активистов из Комитета защиты политзаключённых судья Тополев отвечал, будто телесные повреждения и увечья Данилову были причинены в момент задержания, поскольку он активно сопротивлялся, и, следовательно, не могут квалифицироваться как пытки.

Позже, на судебном заседании 10 января 2004 г., обвиняя Данилова в сопротивлении, тот же Тополев заявил буквально: «Когда спецназовцы вас скрутили, они же вас не тронули!». На что Данилов ответил: «Если бы я их скрутил, я бы их тоже не тронул», подразумевая, что расправа над связанным врагом – занятие, недостойное человека.

Но в судебном заседании 15.05.04. Тополев вновь настаивает на том, что Данилов был избит при задержании, а не подвергся пыткам во время допросов, и отказывает Данилову в его ходатайстве – запросить и просмотреть в суде оперативную запись штурма квартиры, из которой стало бы окончательно ясно, что в момент задержания следов пыток на теле Данилова, Алексеева, Бердюгина и Польской ещё не было, следовательно – появились потом, после допросов. Даже прокурор склонялся к тому, чтобы сделать хотя бы запрос в милицию и СБУ, проводилась ли оперативная съёмка момента задержания Данилова, Алексеева, Бердюгина и Польской, но судья замечание прокурора игнорировал и ограничился просмотром видеозаписей, сделанных во время следствия и приобщённых к делу. Вопрос об истребовании видеозаписи задержания Данилова и его товарищей в г. Николаеве так и остался неразрешённым.

Подозреваемому Данилову не было разъяснено его право на отказ от дачи показаний. Уведомление о задержании Данилова было направлено властям РФ только 21.12.02, после предъявления обвинения, а его родные вообще не были официально уведомлены (так заявила его мать Данилова Т.С.).

В протоколе допроса при выходе на место происшествия от 15.12.02. зафиксированы показания Данилова И.В. о том, что он «неважно себя чувствует» и нуждается в медицинской помощи, однако работники следствия это сообщение проигнорировали. Только 26.12.02. проведено медицинское освидетельствование Данилова и установлены у него ушибы грудной клетки и коленных суставов, синдром сдавливания рук, раны на лучезапястных суставах от наручников, болезненность рёбер, отёчность кистей рук. Несмотря на это медицинская помощь Данилову не была оказана.

На самом деле у Данилова были сломаны семь рёбер, с 3 по 9, что подтверждается рентгеновскими снимками даже сейчас, спустя длительное время.

Из заявления адвоката Соколенко О.Н., которая осуществляла защиту Данилова, пока он находился под стражей в г. Николаеве, видно следующее:

«Данилов находился в Ленинском РО с 13 по 15 декабря. Работники милиции неоднократно избивали его руками, ногами по голове, лицу и различным частям тела. Его также подвешивали в наручниках на палке, одевали противогаз. Принуждали давать показания. В настоящее время у него разбита губа, постоянные головные боли, синяки на лице, плохо сгибаются пальцы рук, ему тяжело дышать. Практически никакой медицинской помощи ему оказано не было».

Соколенко ходатайствовала о назначении Данилову судмедэкспертизы, чтобы установить наличие у него телесных повреждений, времени и механизма их возникновения, и о наказании лиц, виновных в избиении Данилова. Однако, по данному ходатайству следствие ограничилось ведомственной проверкой руководства того же РОВД.

После перевода в г. Одессу, защиту Данилова И.В. осуществлял адвокат Тараненко Ю.Г., который также направил ходатайство на имя первого зама СУ СБУ Украины Герасименко Н.М., где указывал на многочисленные нарушения закона, ущемление прав своего подзащитного и настаивал на проведении более тщательной проверки по фактам причинения Данилову телесных повреждений. Данный документ подписан адвокатом Тараненко и обвиняемым Даниловым. Однако, вместо законного разрешения ходатайства, им была направлена формальная отписка Герасименко, составленная демонстративно на украинском языке от «24 липня 2003 р.», из коей следует, что никаких нарушений законности допущено не было.

Это является грубейшим нарушением прав человека.

Романов И.Э., гражданин РФ, согласно протоколу задержан 8.12.02. Каховским РОВД по подозрению в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 263 УК Украины. В протоколе о разъяснении ему прав подозреваемого от 10.12.02. отмечено, что Романов желает иметь защитника Четкарёва Ю.А., и отказывается давать показания без адвоката. В деле имеется постановление от 10.12.02. о допуске адвоката, однако 11.12.02. Романову предъявлено обвинение без участия адвоката, в связи с чем обвиняемый отказался от дачи показаний. 20.12.02 дело по обвинению Романова принято к производству СБУ и объединено с делом № 144. А на следующий день, 21.12.02, появилось добытое вне норм уголовного процесса «объяснение» Романова, отобранное зам. Начальника СО УСБУ Грицаем Г.Г., где Романов описывает деятельность по распространению газет и листовок, изготовление взрывного устройства, проведение взрыва в Киеве, т.е. обстоятельства, по которым против него дело ещё не было возбуждено.

Такие «объяснения» являются недопустимым тактическим приёмом получения показаний в обход требований процессуального законодательства.

22.12.02. по показаниям Романова сделано воспроизведение, но в протоколе показания подозреваемого в нарушение ст. 145 УПК изложены в пересказе следователя.

25.12.02. Романов допрошен в качестве обвиняемого без адвоката (который уже участвует в деле), хотя в протоколе сказано о его желании иметь защитника. Романову, имеющему слабое зрение, после задержания более двух месяцев отказывали в предоставлении очков, вследствие чего он не имел физической возможности лично знакомиться с документами досудебного следствия. Только после неоднократных обращений его защитника Чепары Романову дали очки.

В судебном заседании Романов заявил, что во время следствия подвергался физическому и психологическому давлению со стороны работников правоохранительных органов и поэтому допустил самооговор, а сейчас желает изменить свои показания, однако судом это заявление проигнорировано.

Затем, при просмотре в суде видеозаписи воспроизведения показаний Романова на месте происшествия, Романов обратил внимание суда на то, что его обвиняют, в частности, в ношении оружия и в материалах дела указано, будто из кармана его «чёрной кожаной куртки был изъят пистолет», а затем куртка ему была в РОВД возвращена, но на экране он предстаёт в куртке светло-серого цвета, что свидетельствует о фальсификации материалов дела и о том, что пистолет ему был подброшен…. Однако суд и это заявление проигнорировал.

Смирнов А.В., гражданин РФ, допрошен первоначально 14.12.02. следователем Каховского РОВД Тищенко В.В. в качестве свидетеля по делу, возбуждённому в отношении Романова. На следующий день его допросил, вновь в качестве свидетеля, первый зам. Начальника Каховского РОВД Немерец В.Л., со ссылкой на поручение следователя, хотя такое поручение в деле отсутствует.

Судя по материалам, уголовное дело в отношении Смирнова А.В. возбуждено 23.12.02, и в тот же день он задержан старшим следователем СО СБУ Николаевской области В. Коваленко. В протоколе разъяснения прав подозреваемого от 24.12.02. отмечено, что Смирнов хотел иметь защитника на первом допросе, но мер для приглашения защитника следствие не приняло, в тот же день Смирнов допрошен в качестве подозреваемого без адвоката.

В судебном заседании прозвучали заявления нескольких подсудимых о том, что уже после передачи дела в суд в Одессу приезжали работники прокуратуры из России, которым была предоставлена возможность «работать» с подсудимыми, добиваясь от подсудимых каких-то ещё показаний по российским эпизодам. В частности, Данилов заявил, что его младший товарищ Смирнов был избит приезжими российскими «правоохранителями» прямо в служебном коридоре суда. На это судья Тополев ответил буквально следующее: «Я не отвечаю за действия российской прокуратуры!». Однако нет оснований полагать, что гости из другого государства могли общаться с подсудимыми, находящимися под стражей, без разрешения судьи, ведущего данное дело.

Согласно протоколу, оформленному следователем прокуратуры Николаевской области Бондарем О.В., подсудимый Семёнов Е.В., гражданин Молдовы, задержан 17.12.02. в 16¹⁵ по подозрению в преступлении, предусмотренном ч. 1 ст. 263 УК Украины и допрошен в тот же день в качестве подозреваемого. В то же время в деле имеется протокол «явки Семёнова с повинной», которая принята СБУ в Одесской области 16.12.02, с 13¹⁰ до 16⁰⁵. В тот же день по месту жительства Семёнова произведен обыск, в связи с чем имеются основания считать, что его задержали фактически раньше времени, указанного в протоколе.

Уголовное дело по ч. 4 ст. 258 УК Украины в отношении Семёнова было возбуждено СБУ 19.12.02, то есть уже после его задержания и первого допроса и по иной статье УК.

В судебном заседании Семёнов также заявлял, что подвергался физическому воздействию на допросах, и что его заставляли признаться в том, чего он не делал. Данное заявление проигнорировано судом, как все предыдущие.

В соответствии со ст. 63 Конституции Украины и со ст. 43, 43-1, 142 УПК Украины, подозреваемые и подсудимые вправе отказаться от дачи показаний и ответов на вопросы следствия. Органы досудебного следствия обязаны уважать и соблюдать это право, обеспечить его реализацию. Однако по настоящему уголовному делу право на отказ от дачи показаний в ряде случаев игнорировалось, и обвиняемые допрашивались, несмотря на отказ допрашиваемых от дачи показаний.

Так, подсудимый Яковенко А.О., несмотря на заявленный и зафиксированный в протоколах отказ от дачи показаний, был дважды допрошен в качестве обвиняемого 19.03.03, затем допрашивался в том же качестве 18.04.03, 24.04.03, 13.05.03 и 21.05.03.

Обвиняемый Романов И.Э. отказался давать показания на допросе от 19.02.03, однако 24.04.03 его вновь допрашивали и задали 13 вопросов, в ответ на каждый из которых он заявлял о своём праве не давать показания. В тот же день Романову, повторно разъяснив права, задали ещё 7 вопросов, и он на каждый из них отвечать отказался. 21 мая 2003 г., несмотря на отказ Романова от дачи показаний, проведён ещё один длительный допрос, на котором ему было задано 33 вопроса. На каждый из них Романов отвечал, что не желает давать показания. Явное игнорирование следствием прав подозреваемых и обвиняемых на отказ от дачи показаний является нарушением их прав и способом оказания психологического давления.

По уголовному делу проведено около сотни экспертиз. В соответствии со ст. 197 УПК, подозреваемых (обвиняемых) обязаны были ознакомить с постановлениями о назначении экспертиз и заключениями экспертов, чтобы подозреваемые (обвиняемые) могли реализовать свои права, предоставляемые им при назначении и проведении экспертиз. Эти требования законодательства досудебное следствие выполняло формально и поверхностно.

Из протоколов ознакомления с постановлениями о назначении экспертиз и протоколов ознакомления с заключениями экспертиз видно, что эти процессуально-следственные действия выполнялись зачастую уже после проведения экспертизы, когда заявлять какие-либо ходатайства было поздно.

С постановлениями о назначении судмедэкспертиз для определения состояния их здоровья обвиняемые были ознакомлены также несвоевременно, что свидетельствует о безразличии к судьбе подследственных. При проведении судебно-медицинского освидетельствования обвиняемого Бердюгина С.С. не были выявлены серьёзные заболевания, повлекшие впоследствии летальный исход.

В последний момент, когда уже невозможно было его спасти, Бердюгина доставили из следственного изолятора под конвоем в городскую больницу, где он и умер 1 ноября 2003 года. Гражданский врач поставил диагноз – разрыв печени, что свидетельствует о механических повреждениях, которые могли возникнуть, скорее всего, в результате избиения. Однако, правоохранительные органы настаивают на своей версии – «скоротечный рак». Бердюгину было двадцать лет.

В подавляющем большинстве случаев на ознакомление с постановлениями о назначении экспертиз и их заключениями отводилось от 2 до 5 минут. За столь короткое время физически невозможно даже прочитать относящиеся к той или иной экспертизе документы, а тем более разъяснить права обвиняемых, а также предъявить в полном объёме материалы экспертизы, составить прочитать и подписать протоколы.

21 апреля 2003 г. обвиняемый Плево А.И. ознакомлен с постановлением о назначении судебно-психиатрической экспертизы за 2 минуты, с заключением судебно-психиатрической экспертизы на 3 листах – за 3 минуты. 08.05.03. обвиняемый Плево в ускоренном режиме – по 3 минуты на каждое постановление и заключение – в общей сложности за час ознакомлен с документами более 10 экспертиз. Аналогичным образом знакомились с документами экспертиз и остальные обвиняемые.

Согласно документам, ознакомление Плево с постановлениями о назначении экспертиз проводил следователь Порыбкин, а с заключениями экспертиз – следователь Маслов, которые чередовались между собой через каждые 3 минуты. Визуально можно определить, что все протоколы, как подписанные Порыбкиным, так и подписанные Масловым, заполнены одной рукой, что не исключает возможность фальсификации.

Обоснованные сомнения в эффективности и законности имеются по проводившимися по делу опознаниям подозреваемых и обвиняемых свидетелями и потерпевшими, так называемым воспроизведением обстановки, а также осмотрам мест происшествия, вещей и документов. В подавляющем большинстве такие следственные действия выполнены следователями СБУ с привлечением в качестве понятых и статистов (при опознаниях) военнослужащих срочной службы или курсантов военных учебных заведений. Отдельные лица привлекались в качестве понятых и статистов неоднократно, их использовали в качестве как бы «профессионалов», уже знакомых со следователями и материалами дела. Безусловно, это создавало условия для однобоких версий, а участие понятых превращалось в формальность. Военнослужащие участвовали в следственных действиях не по осознанию своего гражданского долга, а по приказу командиров.

18.03.03. при опознании обвиняемого Плево свидетелем Федорак, в качестве статистов фигурировали переодетые в штатское курсанты Института сухопутных войск Балюк, Коварж и Вишневский, а понятыми были курсанты того же института Шестопалов и Бондарь. Этим ребятам около 20 лет, тогда как Плево – 32 года, то есть он по возрасту существенно отличался от статистов, среди которых его опознавал свидетель.

С участием этих же курсантов в тот же день проведено опознание обвиняемого Герасимова свидетелем Григоренко.

Предъявление к опознанию свидетелю Стоевой 35-летнего обвиняемого Данилова проведено 16.04.03 с участием Дубровского и Никитюка – в качестве понятых, Рогачко, Бусь и Герасименко – в качестве статистов; все эти лица из того же Института, намного моложе опознаваемого. По поводу этого опознания обвиняемый Данилов вполне резонно отметил в протоколе, что все статисты имели, в отличие от него, одинаковую стрижку «полубокс». Другому свидетелю – Терешковскому – обвиняемый Данилов предъявлен для опознания среди военнослужащих Белячкова, Наконечного и Колмакова. (Их адреса не указаны, предположительно – военнослужащие в/ч А1785 (Одесса, ул. Говорова, 10), откуда взяты и понятые Коваль В.В. и Робу В.Е.).

Обвинение по делу построено преимущественно на признательных показаниях самих обвиняемых, которые не подтверждены объективными доказательствами и получены с нарушением закона.

В суде, как было сказано выше, почти все подсудимые заявили, что во время следствия подвергались избиениям и другим видам мучений и истязаний, а также угрозам расправиться с ними руками уголовников. Однако судом эти заявления проигнорированы.

Проигнорированы также ходатайства подсудимых о вызове дополнительных свидетелей по делу.

Сопоставление протокольных записей показаний свидетелей и потерпевших по одним и тем же эпизодам позволяет адвокатам утверждать, что в некоторых случаях допускалась искусственная подгонка показаний под версию обвинения. В протоколе опознания изъятого оружия от 01.02.03 показания потерпевшего работника милиции Шевченко А.В. записаны следующим образом: «Я внимательно ознакомился с предъявленным мне оружием и могу показать, что это именно те марки пистолетов, которые были у стрелявших в нас мужчин». Эти показания слово в слово повторяет и потерпевший работник милиции Крыгин С.В.

В протоколе очной ставки от 04.02.03 между потерпевшим Шевченко и обвиняемым Даниловым, записаны показания потерпевшего: «22.11.2002 года, около 11³⁰ возле дома 17-Б по пр. Мира я и Крыгин подошли к Алексееву О.Н. с двумя товарищами и, предъявив им свои служебные удостоверения, представившись сотрудниками милиции, попросили их предъявить свои документы. При этом мы никого не толкали и говорили вежливо. В ответ на это Алексеев О.Н. и двое других мужчин достали оружие и начали в нас стрелять, когда мы пытались от них отбежать». Показания Крыгина С.В. почти слово в слово, даже с теми же оборотами речи дублируют показания Шевченко А.В.

Когда на очных ставках с обвиняемым Семёновым потерпевшие Шевченко и Крыгин усомнились в том, что Семёнов имел оружие и тоже стрелял в них, указанные потерпевшие были незамедлительно допрошены 06.02.03 с 17⁰⁰ до 17⁴⁰ и с 17⁴⁰ до 18³⁰. В протоколе допроса Шевченко от 06.02.03 записано: «На очной ставке с Семёновым Е.В. я в связи с внутренним переживанием растерялся. Подтверждаю, что у Семёнова Е.В. в руках находился пистолет, внешне похожий на револьвер, а у Данилова И.В. и Алексеева О.Н. пистолеты ПМ и ТТ соответственно».

Показания Крыгина в протоколе от 06.02.03 практически повторяют показания Шевченко: «На очной ставке с Семёновым я в связи с внутренними переживаниями растерялся. Подтверждаю, что у Семёнова Е.В. в руках находился пистолет, внешне похожий на револьвер с длинным стволом, а у Данилова И.В. и Алексеева О.Н. пистолеты ПМ и ТТ соответственно». Такие совпадения в показаниях возможны только, когда оба пишут под диктовку.

Обвинение подсудимых Плево, Яковенко и других в преступлениях, предусмотренных ч. 3 ст. 109 и ч. 2 ст. 110 УК Украины, не конкретизированы. В постановлениях и обвинительном заключении приведены доказательства наличия в распространяемых газетах и листовках призывов к свержению конституционного строя и захвату власти, но не раскрыто, какую именно власть и каким образом предлагалось захватить. В Конституции Украины не даётся понятие конституционного строя, в ней нет норм, определяющих характер государственного или общественного строя Украины. Поэтому неизвестно, что имели в виду, предъявляя обвинение в действиях, направленных на насильственное изменение, свержение конституционного строя и на захват государственной власти. Согласно Конституции Украины, власть в стране принадлежит народу. Власть подразделяется на законодательную, исполнительную и судебную. Остаётся только предполагать, о захвате какой ветви власти распространяли призывы подсудимые. В газетах и листовках содержится множество рассуждений и риторических обвинений в адрес властей и режимов, но нет конкретных и прямых призывов к насильственному изменению или свержению конституционного строя, а тем более к захвату власти, нарушению территориальной целостности Украины.

От такого неконкретного обвинения защищаться крайне затруднительно, тем более, что подсудимые не обязаны доказывать свою невиновность.

В ряде случаев обвинение предъявлено за действия, совершённые за пределами Украины. В частности, утверждается, что в конце декабря 2001 г. Яковенко и Алексеев, находясь в Москве, вступили с Плево и Даниловым «в преступный сговор» с целью распространения на Украине газеты «Совет рабочих депутатов», зарегистрированной в Министерстве РФ по делам печати, телерадиовещания и средствам массовой информации за № ПИ-77-3110. И тут же сказано, что «отдельные статьи данной газеты содержат призывы к насильственному изменению или свержению конституционного строя, а также к захвату государственной власти в республиках бывшего СССР, в том числе Украине, путём вооружённого восстания».

Как видно из текста, так называемый «преступный сговор» был достигнут в Москве в конце декабря 2001 г., когда распространявшихся впоследствии на Украине газет за июль-октябрь 2002 г. и в помине ещё не было. Обвинение в преступном сговоре абсурдно по своей сути, тем более, что события имели место в РФ и они не подпадают под действие УК Украины. Такое же обвинение предъявлено Плево.

В обвинительном заключении упоминаются и другие эпизоды за пределами Украины:

«В августе 2002 г. в Москве тиражом 5000 экземпляров была издана газета «Рада Робітничих депутатів» №1(1) за август-сентябрь
2002 г., являющаяся приложением к газете «Совет рабочих депутатов»
№ 5(13) за июль 2002 г. В данной газете Яковенко А.О., вошедший в состав её редакционной коллегии под псевдонимом М. Закарпатский, опубликовал статьи «Режим Кучмы – режим геноцида», «Как перевернуть Украину», а также статьи неустановленных следствием авторов «Чего хотят коммунисты-революционеры Украины» и «За Советскую Республику Крым», содержащие призывы к насильственному изменению, свержению конституционного строя, захвату государственной власти в Украине путём вооруженного восстания».

Или, например, обвинение Плево в том, что он «с целью вооружения банды в феврале 2002 г. в г. Москве приобрёл пистолет ИЖ-71 калибра 9 мм № ВАР 5492 с 8 патронами к нему и по указаниям Яковенко А.О. доставил их в Одессу». Таким образом Плево обвиняется по ст. 257 и ч. 1 ст. 263 УК Украины за действия, совершённые в России.

Такое же допущено и в отношении некоторых других участников группы.

Далее: Яковенко, Алексеев, Герасимов, Зинченко и Польская обвиняются в совершении 30.11.01. разбойного нападения на магазин «Филин», в процессе которого было похищено имущество на 260 грн. и причинено огнестрельное ранение продавщице Мицай В.Г., которая скончалась. Указанным лицам предъявлено обвинение в умышленном убийстве Мицай, по п.п. 6, 9 и 12 ч. 2 ст. 115 УК Украины.

Между тем, дело по факту разбойного нападения на магазин «Филин» и гибели гражданки Мицай было возбуждено прокуратурой Ильичёвского района г. Одессы и находилось в её производстве до 18 февраля 2003 г. (когда оно было объединено с делом № 144). В материалах уголовного дела № 144 имеются документы первоначальных следственных действий, проведённых следователем райпрокуратуры Горбиком, а также документы проведённых по его постановлениям экспертиз. Однако никаких материалов следствия за весь следующий 2002 г. и начало 2003 г. в деле не имеется. Как будто об убийстве забыли.

Между тем, следствие по этому преступлению шло своим чередом и за совершение разбойного нападения на магазин «Филин» и убийство гражданки Мицай прокуратурой ещё 29 и 31 декабря было предъявлено обвинение Жевицкому Сергею Альбертовичу, проживающему недалеко от магазина – по ул. Головковской, 28/8. Имеются сведения, что за соучастие в этом нападении к уголовной ответственности привлекался и гражданин Белик.

Уголовное дело № 5520010051 по факту разбойного нападения и убийства Мицай в отношении названных лиц направлялось на рассмотрение суда, но впоследствии из суда неофициально отозвано для присоединения к делу № 144 в связи с выявлением новых обвиняемых.

Материалы досудебного следствия, относящиеся к расследованию версии о совершении преступления Жевицким С.А., имеют исключительно важное значение, но они на момент окончания следствия в деле отсутствуют, с ними подсудимые и защита не ознакомлены. Сокрытие части материалов досудебного следствия является грубым нарушением требований законодательства и ущемляет права подсудимых на защиту.

В тексте обвинительного заключения допущен ряд неточностей, которые искажают обвинение подсудимых Герасимова и Зинченко в совершении разбойного нападения на магазин «Филин». Так, в обвинительном заключении Зинченко, в резолютивной части утверждается, что разбойное нападение на магазин «Филин» совершено 30 ноября 2002 г. Такое же утверждение содержится и в резолютивной части обвинительного заключения Герасимова. В других материалах дела утверждается, что это преступление совершено на год раньше – 30 ноября 2001 г. Неужели этих молодых людей так спешат осудить, что допускают опечатки в серьёзнейших документах?

Законность досудебного следствия и получения доказательств нуждается в самой тщательной, полной и всесторонней проверке, однако, ходатайства адвокатов о проведении такой проверки судом игнорируются.

В частности, проигнорировано ходатайство адвоката Демиденко от 17.ХI.03. о проверки законности задержания в качестве подозреваемых, получения признательных показаний с применением недозволенных методов допроса, и о неприменении в суде доказательств, добытых незаконным путём, а также об истребовании и приобщении к делу материалов по обвинению Жевицкого и Белик в нападении на магазин «Филин». (А в этом случае необходимо будет ознакомить с указанными материалами подсудимых, их адвокатов, других заинтересованных лиц, что потребует дополнительного времени. Создаётся впечатление, что главная задача суда – не установление истины, а устранение политически активных молодых людей из жизни общества).

2. ХИТРОСТИ И ПРОИЗВОЛ УКРАИНСКОГО СУДА

На фасаде Дворца правосудия в Париже есть надпись: «Помни о мельнике». Эта надпись сделана в память о человеке, который бросился к умирающему, раненому ножом. Человек пытался помочь умирающему, он вытащил из раны нож и в этот момент был схвачен. Суд не захотел разбираться и человека за это преступление, которого он не совершал, обезглавили на гильотине. По профессии он был мельник…. Чуть позже нашли настоящих преступников, которые и совершили это преступление.

Надпись на Дворце правосудия сделали неспроста. Судьи, на которых государством возложена ответственность решать человеческие судьбы, не имеют права на ошибку. Их ошибки, порой, уже невозможно исправить. Поэтому, каждый судья возлагает на себя ответственность объективно разобраться в уголовном деле, должен увидеть в подсудимом, прежде всего человека.

Что же происходит сейчас? Судьи являются представителями государства. Как можно говорить о какой-то объективности со стороны судей, если человека, например, обвиняют в «призывах к свержению государственной власти». Ведь судья и есть «государственная власть». Согласно Конституции, назначение на должность профессионального судьи осуществляет Президент. Сможет ли такой судья объективно рассмотреть уголовное дело на человека, призывающего к свержению действующего президента? Ответ вытекает сам собой: не сможет! Просто не имеет права. Получается странная, абсурдная ситуация. Официальное обвинение предъявляет прокурор. С судьёй мы уже разобрались.

Для объективности и непредвзятости в судейской коллегии существует должность народного заседателя. Что это за люди, откуда они берутся, кто их назначает? Уголовно-процессуальный кодекс оговаривает и этот вопрос. Список народных заседателей утверждается местным Советом. Действительно ли эти люди независимы, непредвзяты и объективны? На этот вопрос ответить сложно. На любом судебном процессе, как правило, безраздельно правит председательствующий, т.е. профессиональный судья. Складывается впечатление, что народные заседатели в ходе процесса полностью попадают под его влияние. В ст. 18 УПК Украины сказано, что «судьи и народные заседатели независимы и подчиняются только закону».

Судебная власть должна быть независима от других ветвей власти – исполнительной и законодательной. Возможно ли это в современной Украине? Теоретически, согласно законам, – да, практически – невозможно. Реалии современной Украины потрясающи! Депутатов, оппозиционных режиму, убивают, устраивая им автокатастрофы. Журналистов находят обезглавленными в лесу. Генерал СБУ, заявивший о нарушениях законодательства своим ведомством, отказывается возвращаться к себе на Родину, боясь мести сослуживцев. Майор СБУ предоставляет неопровержимые факты преступлений высших чиновников украинской власти, включая Президента, тоже не хочет возвращаться, опасаясь преследований.

Судьи не глупые, образованные люди. Они прекрасно видят, что творится в Украине. Найдёт ли мужество рядовой судья, даже если он честный человек, не выполнить заказ СБУ или Генеральной Прокуратуры и не осудить человека?

Обвинительные заключения, приходящие в суд из СБУ и МВД с подписями прокуроров всех уровней иначе, как заказ, назвать нельзя. Вот и стараются судьи отработать свой хлеб и ещё раз доказать свою лояльность перед силовыми структурами, верно охраняющими государственную власть. Методов вести процесс с обвинительным уклоном, прикрываясь буквой закона, очень много. В дело идёт весь арсенал. Делая вид законности, судья может удовлетворять все ходатайства прокурора и ни одного – подсудимого. Почему бы и нет? Ведь он имеет право на это. Вот и появляются более чем странные судебные решения. Например, вызвать в зал суда в качестве свидетеля всех родственников подсудимого. Для чего это делается? Ни прокурора, ни суд особо не интересует, что скажут родственники. Тем более, что по Конституции Украины, родственники и близкие подсудимых имеют право не давать никаких показаний. Но смысл в этой процедуре есть! Дело в том, что все, кого суд вызывает свидетелями, не имеют право находиться в зале суда. Таким образом, государство лишает возможности матерей и жён подсудимых даже издалека посмотреть на своих детей и мужей. По-другому, как утончённым психологическим издевательством, это не назовёшь. Это, во-первых. А во-вторых, ст. 44 УПК Украины даёт право близким родственникам подсудимого быть его защитниками. Но всё дело в том, что родственники, вызванные в суд в качестве свидетелей, уже не могут быть защитниками! Круг замкнулся. «Объективный» и «непредвзятый» суд, очень грамотно обходя законы, нарушил право подсудимых на защиту. Право, которое во всём цивилизованном мире, куда рвётся Украина, является священным.

Если человеку грозит большой срок лишения свободы или пожизненное заключение, судья не имеет права вести процесс без адвоката этого человека. Это тоже является нарушением права на защиту. Но ведь без адвоката легче осудить подсудимого! Судьи спокойно, без зазрения совести, ведут процесс без адвокатов. Подсудимые не имеют возможности полноценно вести свою защиту, переговорить со своим защитником.

Одним из методов судейской хитрости является лишение подсудимого его законного права на конфиденциальное свидание с адвокатом. Сделать это можно, особо не нарушая закона. Следует просто назначать судебные заседания каждый день. И дело сделано! В этом случае адвокат не в состоянии встретиться с подсудимым в следственном изоляторе, а ведь только там есть условия для свидания наедине. В зале суда таких условий нет. Их, конечно, можно было бы создать. Выделить отдельную комнату, дать время. Но украинскому судопроизводству это не надо. Спокойнее, когда подсудимый со своим адвокатом не имеет контактов.

Есть ещё один действенный метод служения судьи кормящему его режиму. Например, допрашивать в зале суда потерпевших, т.е. представителей обвинения, всех вместе. Ничего, что это грубое нарушение УПК Украины, зато все потерпевшие под контролем, даже могут корректировать свои показания, элементарно спрашивая друг друга, что надо говорить. Просто замечательно! Самое главное, чтобы говорили складно, обличая подсудимых, а уж «объективный» и «непредвзятый» суд разберется.

Однако всё меняется, когда в зал суда приходят свидетели от защиты. Тут уж всё по закону. Как и положено, свидетели допрашиваются отдельно друг от друга. Правда есть маленькое «но». Этих свидетелей почему-то доставляют в зал суда работники СБУ и МВД, которые вели следствие по уголовному делу, рассматриваемому в суде. Странно, не правда ли? О чём разговаривают сотрудники правоохранительных органов с перепуганными свидетелями? Можно только догадываться. Но кто даст гарантию, что сотрудники могущественных силовых ведомств, которые уже давно чувствуют свою непогрешимость, вседозволенность, не оказывают давление на свидетелей, не запугивают их? Эти свидетели даже под пыткой не признаются, что и каким тоном говорил им сотрудник охранки. Ведь любая пытка – это страшно, но не страшнее судьбы Гонгадзе.

Такая практика проводится повсеместно во всех судах Украины. Страх, запугивания, фальсификации – это обычные будни украинской цивилизованной и демократической Фемиды.

И это тоже ещё не всё. Существуют более изуверские «штучки», направленные на моральный и психологический подрыв подсудимого и членов его семьи. Неужели судья, проработавший более 20 лет в этой системе не знает, что подсудимым, выезжающим из СИЗО на суд, невозможно предоставить свидание с родственниками? Просто не хватает рабочего дня, установленного для следственного изолятора. Вопрос, прямо скажем, риторический. Конечно, знает, но любезно подписывает просьбу жены на свидание с мужем-подсудимым, заведомо зная, что её в СИЗО не пустят, так как муж находится в суде. Вот и стучатся жёны в закрытые двери, нервничают, получают сердечные приступы, возмущаются – ведь разрешение есть! Они и не догадываются, что всё это не случайность, а идеально рассчитанная операция украинского правосудия.

Есть ещё один, тонко продуманный ход, связанный с дневными выездами подсудимого из СИЗО на судебные заседания. В Законе о предварительном заключении есть статья, гласящая, что всякий человек, содержащийся в следственном изоляторе, имеет право каждый день в течение часа гулять на свежем воздухе. Установилась порочная практика, что те заключённые, которые выезжают в суд, лишаются этого законного права. Одно дело, когда человек выезжает один или два раза в месяц. А если это происходит каждый день? Люди, находящиеся на свободе, не могут себе представить, что значит вдруг лишиться такого естественного права, как дышать свежим воздухом. Зато это хорошо знает «правоохранительная» и судебная система Украины. Подсудимому достаточно два или три месяца не выходить на свежий воздух и это уже совсем другой человек: рассеивается внимание, начинается головокружение, обостряются сердечные заболевания. Судья доволен…. Вместо того, чтобы думать о судебном процессе, о своей защите, подсудимый нервничает, прислушиваясь к своему самочувствию.

Для чего всё это делается, я думаю, понятно. Здесь принцип один – чем хуже подсудимому и его семье, тем лучше правосудию. Осудить сломленного, деморализованного человека гораздо легче. И судьи это очень хорошо знают. Есть у судей и хорошие помощники – конвой. Это вооружённые до зубов слуги правосудия. Этим ничего не надо объяснять или приказывать. Они и так знают свою работу – подсудимому должно быть плохо. Любая мелочь, которую не заметит обычный человек, здесь вырастает до размеров издевательств. Подсудимому можно отказать в отправлении естественных надобностей. Ничего страшного, потерпит! Ему можно не дать времени перекурить. Курить вредно! Его можно запихнуть с напарником в железный ящик спецавтомобиля размером 70 см х 70 см х 140 см, рассчитанный для перевозки одного заключённого, и продержать в таком нечеловеческом положении два часа! Подсудимого можно «забыть» покормить.

Методов много, задача одна. Я уверен, что читатель, никогда не сталкивавшийся с этой машиной подавления, скептически отнесётся ко всему вышесказанному. Разве может такое быть почти в центре Европы в начале XXI века? К сожалению, может! И далеко не в виде единичных случаев. Это планомерная, хорошо продуманная система, низводящая человека до состояния животного.

А в каком цивилизованном государстве мира может произойти следующее? Судят молодого парня за грабёж в Суворовском районном суде
г. Одессы, который забирал мобильные телефоны у богатых граждан. Бесспорно, он преступник. В рамках этого повествования мы не будем разбираться, что его толкнуло на преступление. На это были причины. Судью, конечно же, эти причины особо не интересовали. Разговор о другом. Восемнадцатилетний парень признался в преступлении, раскаялся. Прокурор ходатайствовал перед судом, чтобы обвиняемому назначили наказание в виде 5 лет лишения свободы. Как положено на судебном заседании протокол вела молодая девушка. Приговор был неожиданным – 5 лет 6 месяцев! Откуда взялись эти 6 месяцев? И подсудимый, и адвокат были потрясены. По закону судья не имел права давать больше, чем просил прокурор. Всё выяснилось очень быстро. Оказывается секретарь, которая вела протокол, абсолютно случайно оказалась подругой одной из потерпевших, у которой подсудимый на улице отобрал мобильный телефон. И эта девушка – секретарь, по собственной инициативе, добавила срок. Судья, читая приговор, просто «не заметил» этой ошибки. А была ли это ошибка?! В какой стране мира срок выносит не суд, а полуграмотная девушка – секретарь? Можно ли после этого говорить о каком-то соблюдении законности в Украине? Я думаю, комментарии излишни.

Вы не увидите об этом репортажей в средствах массовой информации. Система умеет себя защищать. Обществу постоянно внушается, что такого просто не может быть. Граждане не знают, что рядом с их жизнью существует другая жизнь, страшная, словно сошедшая с экранов кинохроники времён гитлеровской Германии. Жаль! Эта жизнь в любой момент может войти, сокрушая всё на своём пути, в жизнь каждого человека. Но тогда будет уже поздно. Тогда Ваш голос перестанет быть услышанным, и Вы попадётё в страшные жернова украинского «правосудия». Конечно, можно всё оставить так, как есть. Но тогда нам придется признать, что фашистский режим, который мы наблюдаем сейчас, это именно то, к чему стремилось последнее время наше общество. Говорить о какой-то демократии, Конституции просто смешно. Всё это для Украины – миф, а вот полицейско-банановая диктатура – горькая реальность.

Есть ли выход из создавшегося положения? Кто нам сможет помочь? Остап Бендер был не прав, заграница нам вряд ли поможет. Выход есть. Помочь нам можем мы сами. Моё мнение – нужно создавать негосударственные, независимые общественные организации, которые возьмут на себя контроль и за судами, и за правоохранительными органами вообще. Возродив институт присяжных заседателей, следует назначать их не через насквозь коррумпированные Украинские Рады, а через независимые общественные организации.

Чиновники, силовые министерства, рядовые сотрудники правоохранительных органов, судьи созданы для того, чтобы нормально существовало и функционировало общество, чтобы нормально жил народ. Сейчас же, почему-то, многие считают наоборот – народ создан для того, чтобы обслуживать коррумпированных, потерявших совесть чиновников, садистов из правоохранительных органов. Необходимо во что бы то ни стало взять под общественный контроль всю карательную систему Украины. Каждый факт нарушений и злоупотреблений должен обнародоваться через средства массовой информации. Все чиновники, которые слишком уж рьяно, нарушая закон, служат государству, должны нести ответственность перед законом.

Огромное количество публикаций посвящено массовому применению пыток и издевательств правоохранительными органами Украины. Общество знает, что задержанных и арестованных избивают, пытают током, загоняют иголки под ногти. Общество почему-то относится к этому спокойно. Это ведь не с нами происходит и ладно….

Можно только удивляться, до какой степени украинский народ сам себя не уважает. В славном городе Каховка произошло из ряда вон выходящее событие. Был уволен один из работников милиции Каховского райотдела. Вскрылись абсолютно дикие факты. Оказывается этот «милиционер» имел любимое занятие, можно сказать, хобби. Всех задержанных он засовывал в мешок, завязывал верёвкой, подвешивал этот мешок к потолку и бил его куском арматуры. «Милиционера» уволили. Подобное хобби – это был уже перебор даже для видавшей виды украинской правоохранительной системы. Подобным образом с украинскими гражданами обращались фашистские оккупационные власти в 1941 году. Тогда советские граждане ответили на это созданием партизанских отрядов. Уважали себя, не хотели терпеть унижений и издевательств.

Американские негры, когда в 60-е годы над ними издевалась белая полиция, тоже не захотели этого терпеть и начали создавать отряды самообороны. Они понимали, что это единственный выход спасти себя и свои семьи и хоть что-то противопоставить полицейскому беспределу. Чувство самосохранения победило страх перед властью.

А что же граждане Украины образца начала XXI века? Ничего. Чувство самосохранения, уважения к себе ещё дремлет в них. Уверен, что пока дремлет. Но очень скоро проснётся и люди поймут, что беззаконие мы в силах остановить сами.

Все методы судейского давления взяты на примере судебного процесса над «комсомольцами» в Одесском апелляционном суде. Все факты имеют место в данном процессе, а также записаны со слов очевидцев.

P.S. Эта статья уже была написана, когда 02.04.2004 года появилась информация, что Генеральный Прокурор Украины Геннадий Васильев торжественно объявил о начале проверки судебных решений Верховного Суда Украины. Причина проверки – необоснованно мягкие приговоры, вынесенные Верховным Судом Украины, нарушившим закон. С первого взгляда всё очень законно и прогрессивно. Но только с первого взгляда. Конечно, если выносятся слишком мягкие приговоры закоренелым преступникам – это несправедливо. Но ещё несправедливее, когда выносят суровый приговор невиновному человеку. Когда подозреваемого дни напролёт избивают, пытают, истязают сотрудники правоохранительных органов. И при этом все проверки прокуратуры заканчиваются ничем. «Факты не подтвердились» – стандартная прокурорская формулировка. Уверен, что работники Генеральной Прокуратуры обязательно обнаружат незаконно мягкие приговоры Верховного Суда. Факты, так сказать, подтвердились.

Что ж граждане Украины не сильно удивятся, если властный режим возобновит смертную казнь. Такая уж у нас оригинальная демократия, чем-то очень напоминающая военно-полицейскую фашистскую хунту. Как говорится, «що маємо, то маємо»….

А.О. Яковенко

г. Одесса,

ОСИ-21

3. СТЕНОГРАФИЧЕСКАЯ ЗАПИСЬ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО СУДА.

Киев, 26 июля 2005 г.

Судебное заседание ведётся на украинском языке, но участникам процесса разрешается говорить по-русски.

У обвиняемого Смирнова новый адвокат – Харченко, у обвиняемого Зинченко – Кулаковский. Герасимов и Яковенко – без адвокатов. У Романова по-прежнему адвокат Албул, у Данилова – Тараненко. Сам Данилов не присутствует, но адвокат поддерживает его кассацию.

Из числа родственников приехали: мать Яковенко, мать Герасимова, мать Смирнова. Родители Зинченко приехать не смогли.

Присутствует представитель Комитета защиты политзаключённых (от Федюкова).

Присутствуют депутат Верховной Рады Андрей Полиит и с ним ещё двое товарищей, фамилий которых я не знаю, комсомольцы, члены НБП г. Киева, телевидение.

Трое судей в мантиях – двое мужчин и женщина, чьи фамилии объявляются неразборчиво. За прокурорским столом – две представительницы прокуратуры; одна из них – (то ли Волкова, то ли Зайцева) уже участвовала в суде первой инстанции.

Кассационные жалобы по нескольким уголовным делам рассматриваются в одном заседании; в зал запускают всех потерпевших, свидетелей и публику, желающих присутствовать, а в клетку засовывают всех обвиняемых. Сначала приводят двух уголовников. У одного из них – здоровенного детины с мрачным выражением лица на спине надпись: «пожизненно осужденный» (на украинском языке, естественно), он обвиняется в убийстве. Другой обвиняется в изнасиловании несовершеннолетней, за что получил десять лет. У него тоже физиономия мрачная. Видно, что эти двое ни на что не надеются, а кассацию подали просто из тех соображений, что, мол, «хуже не будет». Если тот пожизненно осуждённый действительно совершил зверское убийство, которое ему предъявлено, то это, конечно, ужасно…. Но интересно, что его защищает собственная жена, которую суд допустил в качестве защитника. (Отца Яковенко и отца Зинченко – не допустили). Жена – на вид приличная женщина и говорит очень убедительно…. Кто его знает!..

Потом приводят наших. Первые двое – РОМАНОВ и ЗИНЧЕНКО. Тут же, в клетке, оба демонстративно переодеваются: ЗИНЧЕНКО – в красную майку с серпом и молотом и с надписью «СССР», РОМАНОВ надевает поверх чёрной майки красную рубашку. Затем приводят ГЕРАСИМОВА, СМИРНОВА, ЯКОВЕНКО. Все – в наручниках, наручники снимаются только после водворения обвиняемых в клетку. Нашим товарищам тоже надеяться особенно не на что, тем не менее – улыбаются, даже смеются, жестами приветствуют зал. Совсем другое настроение, совсем другая категория – политические заключённые.

Конвой не очень строго пресекает попытки переговоров с обвиняемыми, но только на бытовые темы: получали ли передачи, переводы, что нужно принести и т.п. Зато категорически запрещают передавать что-нибудь съестное, хотя судебное заседание продолжается примерно до 16 часов и всё это время ребята сидят голодные, обед им не привезли. Мать Яковенко купила две шоколадки, просила, чтобы конвоиры сами проверили и передали в клетку, но те категорически отказались. Видно боятся получить по голове от начальства.

После того, как двум уголовникам оставили в силе их приговоры, и жена пожизненно осуждённого бросила в лицо судьям: «Будьте вы прокляты!» начинается рассмотрение апелляций по «Делу Одесских Комсомольцев».

Для начала ЗИНЧЕНКО заявляет отвод прокурору Зайцевой на том основании, что она ранее уже участвовала в суде, имеет сложившееся мнение по поводу данного уголовного дела и не может быть полностью объективной. Суд отвечает, что это, мол, ничего и отвод ЗИНЧЕНКО не принимает. Зайцева остаётся.

РОМАНОВ заявляет, что у него падает зрение, он страдает катарактой, которая прогрессирует и может привести к инвалидности. Просит изменить меру пресечения. Суд, как и следовало ожидать, ему в этом отказывает.

ЗИНЧЕНКО заявляет ходатайство о ведении процесса на русском языке с учётом того, что двое из обвиняемых – русские. Судья отвечает, что сам Зинченко – гражданин Украины, а если он хлопочет о своих друзьях, то пусть они сами заявят соответствующее ходатайство и им будет предоставлен перевод (или пусть Зинченко им переводит – конец фразы в зале плохо слышен). Судья говорит также, что не запрещает обвиняемым давать показания на русском языке.

Далее судья долго зачитывает из приговора на украинской мове, но кое-что понятно…. Бердюгина председательствующий и прочие судьи упорно именуют «лицом, уголовное преследование в отношении коего прекращено в связи со смертью», стараясь не называть вещи своими именами.

Затем слово предоставляется обвиняемым.

ГЕРАСИМОВ заявил, что поддерживает свою кассационную жалобу, и просил оправдать его по одной из статей обвинения за отсутствием состава преступления. Он обратил внимание суда на то, что после обнаружения у него листовок, уголовное дело вначале возбуждено не было, т.е. правоохранительные органы сами не были уверены, есть ли тут состав преступления….

По поводу призывов к свержению режима Кучмы – оправдать за изменением обстановки, ведь теперь уже и на официальном уровне режим Кучмы именуют преступным и утверждают, что его необходимо было убрать.

По эпизоду в магазине «Филин» – оправдать за отсутствием состава преступления. Потерпевшие никого из налётчиков на досудебном следствии не опознали. Не опознали они и Польскую, которая якобы перед нападением на магазин ходила туда на разведку и купила бутылку пива. Из материалов дела видно, что при расследовании применялась служебно-розыскная собака, но она не обнаружила места стоянки автомашины, на которой якобы приехали и уехали налётчики. По документам, применение розыскной собаки производилось в пять часов утра, ночью след перебить никто не мог…. Собака привела в один из подъездов, об этом есть акт в деле.

Далее ГЕРАСИМОВ заявил, что две другие экспроприации он действительно совершил, чтобы использовать деньги для целей политической борьбы за социальную справедливость. Народ, против которого режимом осуществляется геноцид, имеет право бороться с таким режимом. Но те две экспроприации даже по материалам дела выглядят иначе, чем налёт на магазин «Филин».

ГЕРАСИМОВ напомнил суду, что по факту нападения на магазин «Филин» ранее были задержаны другие люди, им предъявляли обвинение в данном преступлении, держали под стражей…. Только после ареста группы «Одесских Комсомольцев» тех людей отпустили. На предварительном следствии Герасимов вынужден был оговорить себя и признать этот эпизод в магазине «Филин», так как на допросах к нему применялись пытки.

ГЕРАСИМОВ также заявил: «Я по-прежнему настаиваю на том, что Яковенко не участвовал в экспроприациях и даже не знал о них. И «участие в банде» я отрицаю, так как банды никакой не было. Да и не может существовать банда, ставящая перед собой политические цели».

ЗИНЧЕНКО сказал, что поддерживает свою кассационную жалобу и желает дополнить: на досудебном следствии было допущено множество нарушений процессуального закона. В частности, следователь Порыбкин незаконно отказался допустить отца Зинченко в качестве защитника. А судья Тополев не дал обвиняемому Зинченко до конца ознакомиться с материалами дела (при ознакомлении была установлена «норма» прочтения – двести с лишним листов уголовного дела в день, включая материалы дела, составленные от руки, не всегда разборчивым почерком). К делу отказались приобщить материалы, касающиеся обвинения гр. Жевицкого и его подельника в нападении на тот самый магазин «Филин» (не говоря уж о том, чтобы вызвать бедолагу Жевицкого, отсидевшего энный срок, в качестве свидетеля!).

ЗИНЧЕНКО обратил внимание суда на то, что и срок его нахождения под стражей исчислен неправильно. На самом деле Зинченко был задержан не 20 декабря 2002 г., а раньше и при этом составлен был первый протокол задержания, который потом следователь куда-то дел.

По эпизоду нападения на магазин «Филин»: свидетели говорят, что не только не опознают Нину Польскую, а вообще в ту ночь ни одна женщина в магазин не входила. Но следствие упорно утверждает, будто Польская ходила на разведку в «Филин» перед налётом! При применении служебно-розыскной собаки собака привела от места происшествия во второй подъезд дома, расположенного неподалёку, на второй этаж и там потеряла след. А применялась собака, согласно акту, в 5 часов утра, т.е. по свежему следу. К тому же следствие утверждает, будто у Зинченко был нож…. Но из материалов дела видно: упоминание о ноже появилось после того, как дело передали в СБУ. До этого свидетели не упоминали о том, будто у кого-то из нападавших видели нож. По делу изъяты отпечатки пальцев, но даже не проведена дактилоскопическая экспертиза!

По эпизоду нападения на «Луком» Зинченко был признан виновным, несмотря на то, что в показаниях свидетелей имеются существенные противоречия.

По поводу поджога автомашины ЗИНЧЕНКО пояснил следующее: «По эпизоду с автомобилем, которого я не поджигал – ни один из свидетелей не слышал взрыва, только один свидетель слышал хлопок. И возле машины свидетели никого не видели. Из материалов дела следует, что в момент происшествия хозяйка машины – гражданка Кабанец – находилась в больнице, машину водил её муж. В суд этот гражданин не явился, но на предварительном следствии показал, что ещё за неделю до происшествия ощущал в салоне автомашины запах горелой проводки….

Суд игнорировал факт применения пыток, особенно по отношению к Данилову, Алексееву, Бердюгину…».

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СУДА (по-украински):

– А вы не говорите за других, вы говорите за сэбэ!..

ЗИНЧЕНКО: «Никакой банды у нас не было. Банды не занимаются политикой, не ставят своей целью свержение антинародного режима!».

В доказательство того, что не существовало никакой организации, которую можно было бы назвать «бандой», Зинченко поясняет, что отношения между Алексеевым и Яковенко были плохие, и поэтому Алексеев никак не мог быть в подчинении у Яковенко и выполнять поручения последнего. У подсудимых, проходящих по данному делу, вообще не было единой организации со строгой дисциплиной.

Конфискацию квартиры родителей Зинченко считает совершенно необоснованной, так как эту квартиру честно заработал его отец, получил от предприятия, впоследствии приватизировал. Квартира принадлежит отцу, который никаких преступлений не совершал.

В заключение ЗИНЧЕНКО просил суд возвратить дело на дополнительное расследование.

АДВОКАТ КУЛАКОВСКИЙ поддержал выступление своего подзащитного и также просил суд направить дело на дополнительное расследование в СБУ.

СМИРНОВ поддержал свою кассационную жалобу. Заявил, что судья Тополев злоупотребил своим служебным положением, его приговор неправосуден. В суде Тополевым было допущено много нарушений. А на досудебном следствии нарушений было допущено ещё больше! Начать хотя бы с того, что Смирнов и Плево были задержаны 5 декабря 2002 года (фактически – незаконно). Задержание произвели работники милиции Сладков и Марченко под предлогом проверки документов. У Смирнова и Плево изъяли документы и ценности, которые так и не вернули. 6 декабря 2002 года Смирнова избивали в РОВД следователь и ещё двое работников милиции. Били кулаками, обмотанными… (верёвкой, цепью – неразборчиво), надевали наручники и подвешивали за руки, душили, натянув полиэтиленовый пакет допрашиваемому на голову и т.д.…. Требовали признаться в убийстве какого-то Алексеева, угрожали, что иначе совсем убьют. Потом посадили в приёмник-распределитель как бомжа, при том продолжали регулярно избивать, отказывали в предоставлении адвоката.

10 декабря 2002 года Смирнов объявил голодовку в знак протеста против такого обращения с ним. А 11 декабря его этапировали в Каховский РОВД… в качестве свидетеля по делу Плево. Провели фиктивное медицинское освидетельствование и написали, будто телесных повреждений у Смирнова нет.

Это ложь, телесные повреждения были, их было видно. Освидетельствование (осмотр) производил Старченко, фальсификация этого документа – на его совести.

СУДЬЯ, до сего момента мирно дремавший в кресле, прерывает Смирнова:

– Вы лучше это письменно…. Не тратьте так много времени….

СМИРНОВ: «Эти пытки продолжались двадцать дней. Протокол следователя Незельского о моём задержании сфальсифицирован, число указано неправильно…».

СУДЬЯ опять его прерывает, требуя «говорить конкретно».

СМИРНОВ: «Я неоднократно писал заявления о нарушениях, допущенных правоохранительными органами. Суд же голословно утверждает, будто к нам не применялись пытки. Грубо нарушены наши права на защиту!

В основу моего обвинения положены показания, выбитые из меня с помощью пыток. Других веских доказательств против меня просто нет!

Следствие утверждает, будто я отправил сообщение по Интернету, получив по телефону соответствующее указание от Яковенко. У меня был изъят мобильник и сделана распечатка звонков…. Так вот – по распечатке видно, что именно в день «отправки сообщения по Интернету» никаких звонков не было. Мобильник, изъятый у Яковенко, вообще не проверялся на предмет звонков.

Показания обвиняемого Алексеева в протоколе искажены.

И подобные нарушения допущены не только в отношении меня, но и в отношении других моих товарищей…».

СУДЬЯ, не скрывая, что ему на всё наплевать, сонно спрашивает:

– Это ещё не всё?

СМИРНОВ: «Яковенко не мог знать номера купленной мною автомашины и адреса снятой мною квартиры….

Всё это свидетельствует о неполноте и необъективности судебного следствия.

Судом не было проверено моё алиби. 20 октября 2002 года я находился в Николаевской квартире, меня видел там свидетель Мартынов. Таким образом, в другом месте я в тот день находиться просто не мог. (В суде Мартынов давал уже несколько иные показания, но ведь прошло много времени, и он меня просто мог забыть).

Совершенно не доказано моё участие в какой-либо банде и вообще в каких-либо преступлениях. Если бы я был участником «банды», то суд должен был бы установить конкретно мою роль в деятельности «банды». Как известно, даже пособничество может иметь самые различные формы. Форма соучастия обвиняемого в преступлении всегда указывается в обвинении, поскольку от этого зависит степень вины. В моём случае это сделано не было, потому что никакой «банды» не было, никакого соучастия не могло быть и конкретизировать нечего. Все утверждения о моей осведомленности про действия какой-то «банды» – не более чем предположения суда.

Далее – в чём заключаются мои «призывы к свержению власти»? По Конституции власть принадлежит народу. Но существуют три ветви власти: исполнительная, законодательная и судебная. В газетах, распространявшихся мною, содержится много общих рассуждений о том, что необходима смена власти…. Однако, рассуждения эти носят риторический характер. И совершенно непонятно, какую из ветвей власти там предлагают свергнуть, и каким образом…. Сама газета «Совет рабочих депутатов» – вполне легальная, зарегистрирована в Российской Федерации и не запрещена официально на Украине.

Многие наши ходатайства о вызове свидетелей, которые могли бы доказать нашу невиновность, судом игнорировались.

В довершение ко всему вручённая мне копия приговора не имеет ни подписи судей, ни печати. Это – ещё один повод, пусть формальный, для отмены приговора.

С делом ознакомиться мне тоже не дали: судья Тополев составил график, согласно которому мы должны были читать по 250 страниц в день, а это просто нереально. Тополев также отказал мне в ознакомлении с технической записью процесса».

АДВОКАТ ХАРЧЕНКО О.В.:

– Изучив материалы дела вижу, что нарушены права моего подзащитного и что не доказана его вина.

Наверное, мой подзащитный говорит правду, рассказывая, что к нему были применены пытки. Это подтверждают и другие подсудимые, проходящие по данному делу.

(Судья дремлет).

Что касается газеты «Совет рабочих депутатов» («СРД»), то она не является подпольной, она зарегистрирована и издаётся легально в Российской Федерации. В чём же вина моего подзащитного, если даже он и привёз несколько экземпляров этой газеты на Украину? И где доказательства его соучастия в банде?

В основу приговора положены не показания, данные Смирновым в суде, а показания, выбитые на следствии.

Учитывая вышеизложенное, прошу возвратить дело на дополнительное расследование.

РОМАНОВ поддерживает свою кассационную жалобу и тоже указывает, сто в деле допущено много фальсификаций и нарушений закона. Так, по эпизоду, громко именуемому «теракт», – фальсификация, касающаяся использования Интернета. Указаны электронные адреса якобы двух разных серверов, а цифры – одинаковые.

Фальсификации и нарушения прав обвиняемых являются основанием для отмены приговора.

Вообще создаётся впечатление, что приговор писал один судья Тополев, а остальные судьи подписали его, не читая.

Как поясняет РОМАНОВ далее: «Моё объяснение и мои первые показания, от которых я потом отказался – результат применения пыток. Врач Малета в СИЗО зафиксировал у меня тогда телесные повреждения, но медицинская карточка с этой записью потом исчезла неизвестно куда.

Видеокамера, установленная возле здания УСБУ, меня не зафиксировала, а зафиксировала совсем другую фигуру, нисколько на меня не похожую.

Чем именно взорвана урна возле УСБУ суд так и не установил и в приговоре написал просто: «использовано взрывчатое вещество», которое якобы изготовил я в домашних условиях. Мог ли я его изготовить?

И ни малейших доказательств моего участия в какой-то «банде» в деле тоже нет!

Не проводилась дактилоскопическая экспертиза пистолета якобы изъятого у меня в Каховке. Я это оружие своим никогда не признавал, а свидетели Михальцев и Леонов дали по этому эпизоду ложные показания….

(судья то ли спит, то ли притворяется)

Кстати, обвиняемый Плево дал показания, что он имеет отношение к этому пистолету, тем не менее, пистолет упорно вешают на меня! Из двух понятых, присутствовавших при изъятии пистолета, один уже скончался…. Ни один из свидетелей не мог чётко пояснить, откуда именно был изъят пистолет, боеприпасы и так называемый «тротил». Иные вообще говорят про «хозяйственное мыло»….

А как можно давать лишение свободы за распространение легальных двух газет?! Мне за них дали год. Впрочем, я его уже отсидел.

Прошу приговор в отношении меня отменить».

СУДЬЯ (облегчённо вздохнув):

– Сидайте!

АДВОКАТ АЛБУЛ:

– Я полностью поддерживаю моего подзащитного. Всё обвинение в отношении моего подзащитного построено на показаниях его и его подельников, добытых на досудебном следствии, от которых эти люди впоследствии отказались. Что касается распространения газет «СРД», то здесь уже было сказано, что газеты эти – легально изданные.

ЯКОВЕНКО: «Наверное, надо начинать с выборов 2002 года, когда я баллотировался в Одесский горсовет. После этого за мной была установлена слежка, чем уже нарушены мои права человека! Я стал неудобной фигурой для режима.

Обвинение в отношении меня строится на показаниях нескольких подсудимых, проходящих по данному уголовному делу. Здесь стоит отметить, что закон не предусматривает ответственности обвиняемых за ложные показания, так что они могут говорить что угодно…. Тем более – какие меры воздействия к ним были применены!.. Плево оговаривал меня на допросе, потом отказывался от своих показаний, в отчаянии вскрывал себе вены, затем снова клеветал на меня…. Олега Алексеева довели до того, что он пытался покончить с собой, вогнав себе авторучку в глаз…. И суд не пожелал разобраться, что толкнуло Алексеева на этот поступок! А дело в том, что вместе с Олегом была задержана его девушка – Нина Польская…. Данилову буквально разрубили наручниками кисти рук: его подвешивали за наручники и избивали. Сергея Бердюгина замучили на допросах, разбили печень, от чего он впоследствии и скончался.

Да, я писал статьи, где говорилось, что режим Кучмы – это режим геноцида. Но разве сама жизнь не подтвердила, что я был прав? Разве политические изменения, произошедшие на Украине, не доказывают мою правоту?

В отношении меня, так же как и в отношении других обвиняемых по данному делу, допущено множество нарушений. Меня в СИЗО сначала нарочно посадили в камеру к рецидивистам, ранее неоднократно судимым…. Возможно, рассчитывали на то, что у меня возникнет с ними конфликт. Но конфликта не получилось. И сейчас я ничего плохого не могу сказать об этих нечастных людях. Они-то мне и объяснили, что я, как попавший в первый раз, должен сидеть совсем в другой камере! Кроме того, они мне честно сказали, что все страдают туберкулёзом, а у одного даже СПИД…. На что рассчитывали «правоохранители», помещая меня туда? На то, что я там подхвачу инфекцию, и, наконец-то они избавятся от такого неудобного элемента?!.. И только узнав, что приезжает комиссия, меня перевели в нормальную камеру».

Яковенко категорически отрицал существование «банды» как таковой. Заявил, что свою кассационную жалобу полностью поддерживает. Упомянул о том, что его отец не был допрошен как свидетель, но и не был допущен к участию в деле как защитник….

СУДЬЯ:

– Вашего отца вызывали в суд…. Да, через жену ему передавали…. Он не явился.

МАТЬ ЯКОВЕНКО, с места:

– Это ложь!

(её угрожают вывести из зала)

АДВОКАТ ТАРАНЕНКО: «Мой подзащитный Данилов считает, что он необоснованно обвинён по эпизоду нападения на магазин «Консул». Я полностью поддерживаю его позицию. Обвинение Данилова по этому эпизоду построено на показаниях Плево, который свои показания неоднократно менял.

Стрельбу по работникам милиции Данилов никогда не отрицал, но вот покушение на убийство работников милиции ему вменено необоснованно. Как показал в суде сам Данилов: «Если бы я хотел их убить – убил бы. А я хотел их просто вывести из строя». Полагаю, что, в самом деле, Данилов, при его опыте обращения с оружием мог бы, но не захотел убивать потерпевших, а решил их только ранить.

В ходе следствия Данилову сломано 7 рёбер. Есть видеозапись Данилова сразу после задержания и другая – спустя некоторое время. Из этих материалов видно, что при задержании Данилову не причинили серьёзных телесных повреждений. А вот на второй видеозаписи он сильно избитый, дышит с трудом, не может говорить, пока ему не нальют стакан воды…. Но суд принял версию СБУ и прокуратуры о том, что будто бы телесные повреждения Данилову причинены при задержании бойцами «Беркута» поскольку Данилов активно сопротивлялся. Хотя ни «Беркут», ни сам Данилов этого не подтверждают. Данилов даже настаивает на том, что люди из «Беркута» обошлись с ним достаточно гуманно и пытались защитить от работников милиции, а избили Данилова позже, в РОВД.

Я надеюсь, что Верховный Суд отменит постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по факту причинения телесных повреждений Данилову и по данному факту будет принято справедливое решение.

Прошу суд обратить также внимание на мотивы, побудившие моего подзащитного и его товарищей совершить действия, за которые их судят. Да, они действительно считали, что режим Кучмы – это режим геноцида и говорили о необходимости смены режима. Сейчас, как мы знаем, режим действительно поменялся…. И многие обвинения в адрес прежнего режима теперь произносятся уже на официальном уровне.

Для осуществления борьбы с режимом Данилову и его соратникам нужны были деньги. Хочу обратить внимание суда на то, что мой подзащитный ничего не потратил на себя лично. Он по натуре – аскет, человек совершенно бескорыстный, характеристики у него положительные.

Данилов в своей кассационной жалобе не ставит вопроса о снижении ему срока наказания. Но я надеюсь, что суд сможет это сделать, учитывая всё, изложенное выше».

ПРОКУРОР ВОЛКОВА-ЗАЙЦЕВА в своём выступлении предложила в отношении Зинченко прекратить за недоказанностью эпизод с поджогом автомашины, остальную часть обвинения оставить без изменения.

По Данилову, по эпизоду нападения на «Консул», от которого Данилов отказывается, отметила, что, действительно, Плево менял свои показания, но участи Данилова подтверждается другими материалами дела.

Обвинение в покушении на жизнь работников милиции предложила оставить в силе.

По факту причинения Данилову телесных повреждений как считает представитель прокуратуры в возбуждении уголовного дела отказано обоснованно, на основании всех собранных материалов.

В отношении Яковенко, по мнению прокуратуры, никаких нарушений судом и следствием не допущено.

В отношении Романова, как сказала далее Зайцева, вина подтверждается первыми показаниями Романова и другими материалами дела. Однако Зайцева просит суд исключить из обвинения Романова «участие в банде». Остальное предлагает оставить.

После Зайцевой выступает другая представительница прокуратуры – на украинском языке.

Объявляется перерыв, суд удаляется на совещание. Но не надолго. Возвратившись в зал, судьи торжественно произносят свой вердикт: да, некоторые статьи из обвинения надо убрать, как вменённые необоснованно…. Но срока лишения свободы – оставить прежние!

Гул возмущения в зале. Публике предлагают очистить помещение. Обвиняемые все улыбаются, Зинченко – тот просто смеётся…. Кто-то из политзаключённых громко произносит в адрес судей: «Ничего! Вы ещё будете в аду гореть! А мы будем дрова подкладывать!».

На этом заседание заканчивается.

4. СТЕНОГРАФИЧЕСКАЯ ЗАПИСЬ СУДЕБНЫХ ЗАСЕДАНИЙ

09.01.04 и 10.01.04.

СУДЕБНОЕ ЗАСЕДАНИЕ 9.01.04.

ДОПРОС ОБВИНЯЕМОГО ДАНИЛОВА И.В.

На вопрос суда, что он может пояснить по существу предъявленного ему обвинения, Данилов И.В. сказал:

До ареста был знаком не со всеми обвиняемыми, а только с Алексеевым, Яковенко и Плево. Отношения с ними нормальные.

Я хочу сразу пояснить суду, что в настоящее время на Украине творится преступление, имя которому – геноцид...

СУДЬЯ ТОПОЛЕВ:

– Вам это не вменяется.

ДАНИЛОВ:

– Это вменяю я. Что касается деяний, вменяемых мне, то я совершил их лишь для того, чтобы предотвратить более тяжкое преступление против народа. О некоторых фактах я рассказывать не буду, отказываюсь, хотя, если бы я совершил и их тоже, совершил бы все то, что мне вменяется, то я бы только гордился этим. Но я не собираюсь облегчать работу следствия, пусть доказывают, и пусть при этом выявятся все их недостойные методы работы, – то, каким путем они получают от людей показания. Я совершил не все то, что мне инкриминируют. Да, я действительно распространял агитационные материалы...

ВОПРОС:

– Какие именно?

ДАНИЛОВ:

– Мне инкриминируют распространение газеты “Совет Рабочих депутатов” (“СРД”); следствием зафиксирован один факт – в Днепропетровске. На самом деле я распространял больше, и в других местах тоже, но рассказывать об этом не собираюсь. В Днепропетровске распространял это издание 7 ноября 2002 года.

ВОПРОС:

– Какие именно номера этой газеты вы распространяли?

ДАНИЛОВ:

– Какие именно номера – уже не помню. Распространял и листовки. Где еще это было, помимо Днепропетровска, отказываюсь говорить.
Далее: я действительно пересекал границу Украины с Россией 24 июня, а вовсе не 23, как утверждает следствие. И пересекали мы ее пешком. Я не буду говорить, несли мы что-нибудь или нет. Быть может, я нес пулемет, а может быть – шел пустой... Я признаю этот факт пересечения границы лишь для того, чтобы доказать, как следствием была допущена фальсификация... (В зал: “Товарищи, записывайте, пожалуйста!”).

СУДЬЯ:

– Обвиняемый, вы слишком много на себя берете! Рассказывайте по существу дела!

ДАНИЛОВ:

– По существу: в материалах уголовного дела указано, будто мы ехали в поезде, в купе, даже с указанием номера купе, и в дело вклеены железнодорожные билеты (копии билетов). Это фальсификация, не знаю, зачем совершенная правоохранительными органами. Я могу доказать, что мы шли пешком, подробно описав местность, по которой мы проходили, и даже события, которые мы при этом наблюдали...

И это не единственная фальсификация. В материалах нашего дела, в частности по эпизоду ограбления в Москве, есть, якобы, мои признательные показания, которых я не давал...

СУДЬЯ:

– Вам это не вменяется в вину.

ДАНИЛОВ:

– Но там фальсифицирована моя подпись, и на прошлом судебном заседании товарищ прокурор...

СУДЬЯ – прерывает обвиняемого с неудовольствием.

ДАНИЛОВ:

– Я просто хотел обратить внимание суда на факты фальсификации...

СУДЬЯ:

– Не надо обращать внимание. Давайте по существу обвинения, по обвинительному заключению.

ДАНИЛОВ:

– 22 ноября 2002 года мы с Алексеевым и Семеновым находились в г. Николаеве, в Николаев мы приехали 21 ноября. У меня при себе было оружие. 22 ноября, когда мы шли по улице, я услышал за спиной: “Граждане, стойте!” и увидел двух мужчин в штатском. Один из них достал какие-то желто-коричневые “корочки”, не похожие на милицейские, и объявил: “милиция”. Если бы они просто попросили предъявить документы, – а то они сразу потребовали вынуть руки из карманов! Я понял, что сейчас будут обыскивать. Пистолет находился у меня в нагрудном кармане. Я вынул руки из карманов брюк и полез в нагрудный карман за документами, а мне опять повелительным голосом говорят: “руки из карманов!”. Тут я достал из нагрудного кармана “ПМ” и снял пистолет с предохранителя. Патрон был уже в стволе. Ближайший ко мне милиционер (как потом выяснилось, по фамилии Крыгин) закричал что-то нечленораздельное и пытался убежать. Я подумал, что у этих двоих, наверное, есть оружие, и что сейчас они отбегут и издали нас обстреляют, - а длительная перестрелка в мои планы не входила. И я выстрелил в него. Как следует из материалов экспертизы – в этот момент он находился от меня в 18 метрах. В это время я услышал еще один выстрел и увидел второго убегавшего (Шевченко). Я в него выстрелил, не целясь (как потом оказалось – прострелил куртку). Он пытался бежать зигзагом, но неправильно – зигзаги надо было делать порезче. Я взял его на прицел и завалил...

РЕПЛИКА ОДНОГО ИЗ СУДЕЙ:

– Что-что?..

ДАНИЛОВ:

– Завалил. Он упал. В него попал не Алексеев, а именно я. Оба милиционера, лежавших на земле, были живы - потому что мертвые не орут...

ВОПРОС:

– От чего он кричал?

ДАНИЛОВ:

– Думаю, что не от боли. А от страха. Находился он (Шевченко) в этот момент в 38 метрах от меня – это тоже по данным экспертизы. Тут я почувствовал, что оружия у них, скорее всего, все-таки нет, и мы не стали их добивать, а просто убежали.

ВОПРОС:

– Кто “мы”?

ДАНИЛОВ:

– Это не важно. По данному эпизоду, пожалуй, все.

12 декабря 2002 года я, Алексеев, Польская и Бердюгин прибыли в Николаев по адресу: улица Николаевская, дом 5, квартира 70. Связано это было с тем, что за нами в этот период уже началась слежка – как в Одессе, так и в Днепропетровске. Велась она довольно топорно – мы ее быстро заметили. На этой николаевской квартире мы хотели некоторое время отсидеться, но вместе с тем и прекращать агитационную работу было нельзя. С этой целью мы и взяли с собой Польскую и Бердюгина. Польская должна была ходить за продуктами в магазин, чтобы нам с Алексеевым поменьше появляться на улице, а Бердюгин – знакомиться с местными коммунистами и комсомольцами, вести агитацию. О наличии у нас оружия ни Польская, ни Бердюгин не знали. У нас были “ПМ” (у меня), “ТТ” и боеприпасы к ним. В квартире еще находился обрез охотничьего ружья с десятью патронами, самодельное взрывное устройство в виде чугунного казанка, две, три или четыре самодельных гранаты и трехлитровая банка с перекисью ацетона, заполненная на 2/3. Изготавливал я сам.

Хочу обратить внимание суда на то, что эта банка нигде в уголовном деле не фигурирует, и даже акта об уничтожении ее – нет. Уж не прибрала ли ее к рукам СБУ для своих целей? В частности – для того, чтобы устроить провокацию, подсунув кому-нибудь из революционно настроенной молодежи?..

Казанок находился в комнате под трюмо, а вовсе не в кухне на холодильнике, как говорила тут Польская. Я его никогда бы не поставил на видное место, и не хотел, чтобы Бердюгин и Польская видели его и трогали.

Примерно в 17 час. 30 мин., когда мы ужинали на кухне, раздался взрыв и погас свет. Мы услышали крики: “Милиция, руки за голову!”. В темноте не было видно, милиция это или нет. А хотя бы и милиция, – какая разница!.. Я передернул затвор “ПМ” и дослал в ствол патрон. Всего у меня было 8 патронов. Экспертиза утверждает, что я сделал 9 выстрелов (якобы, девятый патрон уже был у меня в стволе), но бог с нею!..

СУДЬЯ:

– Не отвлекайтесь. Значит, вы утверждаете, что сделали только восемь выстрелов из пистолета “ПМ”?

ДАНИЛОВ:

– Я передернул затвор и открыл огонь по силуэтам работников МВД, но в темноте видно их было плохо. При этом я еще крикнул: “Давай гранату!”, хотя на самом деле гранаты находились в другой комнате, и я не мог их достать. Решил нападавших взять на испуг. Сделал три выстрела, потом завернул за угол коридора, увидел два силуэта и услышал, как они переговариваются: “гранату кидаем, осторожно!”. Я открыл по ним огонь и услышал, как они убегают вниз по лестнице. Догадался, что убитых и раненых там нет, так что оружие забирать не у кого. А у меня патроны к “ПМ” уже закончились. Что делал в это время Алексеев – не помню, но потом мы вместе с ним отступили в спальню. По дороге я захватил самодельное взрывное устройство, вытащил из сумки самодельные гранаты и разложил их, но пользоваться ими не стал из-за несовершенства конструкции (запал горит долго, противник успеет убежать).

Вокруг одной гранаты были (привязаны, обмотаны...) адреса людей, с которыми мы встречались... людей, причастных к коммунистическому движению. Так эти адреса потом попали в руки СБУ – чтобы люди были в курсе.

Спецназ, очевидно, опять получил команду атаковать нас, они стали стрелять. Всего с обеих сторон было сделано не менее 40 выстрелов (судя по количеству гильз на месте происшествия, упоминаемых в материалах дела). В квартире стали взрываться светошумовые гранаты. Я зарядил обрез. Где были в это время Алексеев, Бердюгин и Польская, я не видел. Из-за косяка двери показался фонарь, которым пытались нас высветить. Поскольку более достойной цели не было, я выстрели в этот фонарик, но не попал. Как потом оказалось – я взял слишком вбок (по данным экспертизы). Я уже понял, что уйти не удастся. Чтобы не попасть живым в плен к противнику и уничтожить как можно больше его живой силы, решил привести в действие взрывное устройство. Однако оно не сработало. Пытаясь его запустить, я нарушил там провода. В это время взорвалась светошумовая граната. В комнату ворвались спецназовцы, один из них сбил меня с ног, я стал с ним бороться, но безуспешно. Я услышал выстрел и сначала подумал, что это Алексеев убил кого-то из нападающих и сейчас придет мне на помощь. Но, когда меня скрутили, и никто мне на помощь не пришел, я подумал, что наоборот – это убили Алексеева. Когда меня скрутили, спецназовцы мне задали вопрос, не сработает ли взрывное устройство? Я им ответил, что теперь, к сожалению, уже не сработает. Потом я сам задал им вопрос, за который они мне могли разбить голову – но это ничего; я спросил: “Завалил ли я кого-нибудь?”. Они сначала ответили: “Тебе этого так хотелось?”. Я сказал, что интересуюсь с профессиональной точки зрения. Тогда мне ответили, что в одного из них я попал. Алексеева к тому времени тоже скрутили, он лежал рядом на полу. Дальше уже не так интересно.

Спецназовцы нас не тронули. Но потом, когда нас привезли в милицию, стали пытать и издеваться так, что Алексеев пытался покончить с собой, воткнув себе в глаз авторучку. Такой способ самоубийства описан в одной книге, которую Алексеев читал накануне. Но на самом деле человек таким способом покончить с собой не может.

Я признал сразу, что стрелял в работников МВД на улице и в квартире, но им этого было недостаточно. От меня требовали, чтобы я оговорил Яковенко и Романова: “признай, что Яковенко – ваш главный, и что Романов совершил взрыв возле СБУ в Киеве”. Про Семенова сильно не спрашивали, очевидно – он был им не нужен. Я просто сказал, что его не знаю, и все. Им нужны были Яковенко и Романов.

СУДЬЯ:

– Вам вменяются еще нападения на магазины.

ДАНИЛОВ:

– Да, мне вменяется четыре экса, о которых пока говорить...

СУДЬЯ:

– Такого термина, как “экс”, нет в юриспруденции. Вам вменяются четыре разбойных нападения...

ДАНИЛОВ:

– Об этих экспроприациях я говорить оказываюсь.

Объявляется перерыв до 10 января 2004 г.

СУДЕБНОЕ ЗАСЕДАНИЕ 10.01.04.

Предполагалось начать с продолжения допроса обвиняемого Данилова. Однако обвиняемый Романов до начала допроса успел обратиться к судье с заявлением о том, что накануне работниками конвоя – сержантом .... (фамилия, к сожалению, произнесена неразборчиво) был избит Плево. Заявление, подписанное Романовым, Даниловым, Яковенко, Алексеевым и др., в том числе самим Плево, было передано председательствующему Тополеву.

СУДЬЯ: суд не занимается вопросами конвоирования...

МНЕНИЕ ПРОКУРОРА: направить данное заявление военному прокурору гарнизона.

Вызван начальник конвоя. Он утверждает, будто Плево не били, а тот сам поскользнулся дважды и упал на лестнице. Поскольку руки обвиняемых при конвоировании скованы за спиной, то, понятно, упал лицом вперед... Почему конвойные, которые при конвоировании держат обвиняемых за скованные руки сзади, не удержали Плево именно тогда, когда надо было держать – не поясняют.

СУДЬЯ: суд по ныне существующему законодательству не может сам возбудить уголовное дело...

ПОЯСНЕНИЕ ПЛЕВО:

– Я не уверен, что это было сделано нарочно, нас просто очень быстро гнали по лестнице, все время подгоняли «скорее, скорее!», а руки у нас...»

ДАНИЛОВ:

– Это не случайно. Плево упал лицом вниз. Я был свидетелем...

СУДЬЯ:

– Данилов, перестаньте, вы не являетесь адвокатом своих товарищей, чтобы... и т.д.

ДАНИЛОВ:

– Но я был свидетелем...

СУДЬЯ:

– Перестаньте, Данилов!

(Это - не в первый раз. Ранее точно так же председательствующий обрывал и Семенова, когда тот пытался вступиться за товарищей, - прим. Ред.).

ЗАЯВЛЕНИЕ ЯКОВЕНКО:

– В уголовном деле есть документы о том, что я – сердечник. Однако все мои ходатайства об оказании мне квалифицированной медицинской помощи и о том, чтобы дать мне возможность пройти обследование в городской больнице, остаются без удовлетворения. Более того – в последнее время в отношении всех нас ужесточены методы конвоирования и содержания. Прошу суд решить вопрос...

СУДЬЯ:

– Я уже разъяснял, что суд не занимается вопросами конвоирования и условиями содержания арестованных. Обратитесь к администрации СИЗО, или, если хотите, напишите жалобу...

ЯКОВЕНКО:

– Разумеется, напишу. И ставлю вас об этом в известность. Но в настоящее время я лишен свободы и не могу ходить по инстанциям с различными жалобами. Я ЧИСЛЮСЬ ЗА СУДОМ. Из чего следует вывод, что суд несет ответственность за мою жизнь и за жизнь других обвиняемых по данному делу. Сергей Бердюгин уже умер. Неужели вы ждете, чтобы умер еще кто-то?

СУДЬЯ:

– Перестаньте, Яковенко!

Зачитывается телеграмма, направленная кем-то на имя президента Украины Кучмы, о том, что судья Тополев сделал, фактически, вместо открытого процесса закрытый, не пускает в зал публику, и даже родственников обвиняемых, творит произвол и т.п... Подписано – Тепляков и Смирнова. ТЕПЛЯКОВ, присутствующий в зале, на вопрос судьи говорит, что он не подписывал.

(На самом деле это - правда на 50%: идешь на процесс и никогда не знаешь заранее, пустят тебя в зал, или нет. Были случаи, особенно после смерти Бердюгина, когда людей не пускали в зал при наличии свободных мест, обращались крайне грубо даже с пожилыми гражданами... А иногда спокойно пускают всех, - прим. Ред.)

ХОДАТАЙСТВО АДВОКАТА ПЛЕВО:

– Прошу предоставить мне и моему подзащитному возможность ознакомиться с материалами дела, поступившими из прокуратуры России.

СУДЬЯ:

– Это попозже. Сейчас с некоторыми из тех материалов еще работают...

АДВОКАТ:

– Прошу дать возможность ознакомиться хотя бы с теми документами, которые есть...

СУДЬЯ:

– Позже!

ДАНИЛОВ:

– Так что все-таки решили насчет незаконных действий конвоя в отношении Плево?

СУДЬЯ:

– Заявление будет передано прокурору гарнизона.

ДАНИЛОВ:

– Я хочу дополнить свои предыдущие показания. Насчет банки со

взрывчаткой – банка не пропала, это ошибка, банка находится на складе вещдоков... Данная ошибка допущена потому, что у меня не было возможности внимательно ознакомиться со всеми материалами уголовного дела. Я ходатайствовал о предоставлении мне дополнительного времени для ознакомления, но...

(Тут судья опять произносит что-то на мотив «Перестаньте, Данилов!», Данилов делает снисходительное движение рукой – мол, бог с тобою! – и переходит к более серьезным вещам)

ДАНИЛОВ:

– 12 декабря я произвел восемь выстрелов, гильзы должны были остаться на месте происшествия. Но в спальню (имеется в виду – николаевской квартиры) мои гильзы от «ПМ» попасть не могли, или – не более одной, случайно... Да там и спецназовских гильз быть не должно. А в коридоре нет гильз от пистолета «ТТ». Следовательно, Алексеев не мог нанести ранения спецназовцам. Я расстрелял всю свою обойму в коридоре и на кухне – все гильзы должны были остаться там. Гильзы в спальню были принесены работниками, делавшими осмотр. Это – фальсификация.

Кроме того, на следующий день меня привезли туда на воспроизведение. Из протокола воспроизведения видно, что в тот момент в квартире уже проводится ремонт. Это, как я считаю, сделано для того, чтобы скрыть истинные обстоятельства дела, замазать следы от пуль и т.д. Я не знаю, зачем было работникам правоохранительных органов против самих себя создавать уголовное дело на пустом месте...

СУДЬЯ (делая вид, что не понимает):

– Гм... Это стрельба по работникам милиции – уголовное дело на пустом месте?..

ДАНИЛОВ:

– Я говорю о фальсификациях, допущенных ими, причем без всякой

необходимости...

СУДЬЯ:

– Говорите о своих собственных действиях.

ДАНИЛОВ (все-таки заканчивает фразу):

– ... потому что применение спецназом оружия против нас – было правомерно, любой суд признал бы это правомерным.

СУДЬЯ:

– Работники МВД не стреляли в вас.

ДАНИЛОВ:

– Не надо, перестрелка была обоюдной.

Далее: в деле есть протоколы обыска (в смысле – личного досмотра) меня, Алексеева, Бердюгина и Польской. У меня, как написано в протоколе, нашли несколько российских рублей и 45 украинских гривен. У Алексеева в паспорте, согласно протоколу, 100 долларов, и еще в кошельке 3 гривны... Не кажется ли вам, что четыре человека не могут жить нелегально на такую небольшую сумму?

На самом деле у меня было 100 долларов одной купюрой и около 150 гривен. Какую-то сумму взял из дома и Бердюгин – его деньги лежали на серванте. Были деньги и у Алексеева, и у Польской.

По результатам обыска не видно и того, что у нас у всех были изъяты наручные часы. Ни у кого! Не странно ли, что ни у одного из нас не было часов?

Лично у меня были дешевые часы, механические – даже не знаю, чего они на мои часы позарились, копеечники несчастные!..

СУДЬЯ:

– Данилов! Давайте по существу дела.

ДАНИЛОВ:

– На квартире, среди нашей агитационной литературы было также немножко макулатуры – буржуазные газеты, журналы... И среди них – два порнографических журнала. Уж не знаю, как они туда попали... Но именно они и исчезли – не числятся по протоколу обыска!

СУДЬЯ:

– Это не относится к делу.

ДАНИЛОВ:

– Я только хотел показать моральный облик тех людей, которые защищают строй... Ну, и позабавить зал!

(оживление в зале)

СУДЬЯ:

– Не надо забавить зал.

ПРОКУРОР:

– Где и когда вы познакомились с Яковенко?

ДАНИЛОВ:

– В Москве в 2001 году.

ПРОКУРОР:

– При каких обстоятельствах?

ДАНИЛОВ:

– По коммунистической работе.

ПРОКУРОР:

– Когда вам стало известно, что Яковенко коммунист?

ДАНИЛОВ:

– Во время знакомства и стало известно.

ПРОКУРОР:

– А после этого вы с ним встречались?

ДАНИЛОВ:

– После этого встречался уже в Одессе.

ПРОКУРОР:

– А с Алексеевым?

ДАНИЛОВ:

– Познакомился в Одессе. Когда и где – говорить отказываюсь.

ПРОКУРОР:

– А с Зинченко и Герасимовым?

ДАНИЛОВ:

– С Герасимовым – в Одессе.

ПРОКУРОР:

– Где именно?

ДАНИЛОВ:

– Да я вообще с ним не знакомился, просто знал, что это Герасимов...

ПРОКУРОР:

– Откуда знали?

ДАНИЛОВ:

– Какая разница!..

ПРОКУРОР:

– А с Зинченко?

ДАНИЛОВ:

– Просто видел его мельком.

ПРОКУРОР:

– С Романовым?

ДАНИЛОВ:

– Отказываюсь отвечать.

ПРОКУРОР:

– С Плево?

ДАНИЛОВ:

– В Москве, где он вел коммунистическую работу.

ПРОКУРОР:

– А вы лично какое отношение имеете к этой работе?

ДАНИЛОВ:

– Вопрос непонятен. Как это, «какое отношение»?..

ПРОКУРОР:

– Состояли ли вы в партии, что там делали?

ДАНИЛОВ:

– В партии я не состоял.

ПРОКУРОР:

– Но что вы делали, что вы называете коммунистической деятельностью?

ДАНИЛОВ:

– Готовил вооруженное восстание.

ПРОКУРОР:

– Теперь понятно. Пока присядьте.

(объявляется так называемый «технический перерыв», во время которого судейские и прокурорские, не выходя из зала, о чем-то шушукаются между собою, хихикают и пожимают плечами. А обвиняемые – откровенно улыбаются. В зале шепот: «Посмотрите!.. Сравните их лица – тех, кто за решеткой, и тех, кто за судейским столом!.. У Максима Горького в романе «Мать» есть что-то похожее!..»)

ПРОКУРОР (после паузы):

– Какие у вас отношения с вышеназванными людьми?

ДАНИЛОВ:

– Отношения нормальные. Никакой неприязни нет.

ПРОКУРОР:

– Гм, нормальные... Ну, и как вы считаете – могут ли они на вас наговаривать?

ДАНИЛОВ:

– По своей инициативе – нет. Из личной неприязни – не могут наговаривать. Но некоторых следствие могло заставить это сделать.

ПРОКУРОР:

– После знакомства с Яковенко – когда и зачем вы прибыли на Украину?

ДАНИЛОВ:

– Отвечать отказываюсь.

ПРОКУРОР:

– Сколько времени вы находились на Украине?

ДАНИЛОВ:

– Отвечать отказываюсь.

ПРОКУРОР:

– Находясь на Украине, встречались ли вы с Яковенко, Романовым, Плево (следует еще ряд фамилий, но неразборчиво).

ДАНИЛОВ:

– Я встречался только с некоторыми, в отношении других отвечать отказываюсь.

ПРОКУРОР:

– Где приобреталось оружие?

ДАНИЛОВ:

– Пистолет Макарова, ТТ и обрез приобретены мною.

ПРОКУРОР:

– Где?

ДАНИЛОВ:

– Пистолет «ПМ», как говорит следствие, я отобрал у милиционера...

ПРОКУРОР:

– «Как говорит следствие»... А вы что говорите?

ДАНИЛОВ:

– А я отвечать отказываюсь.

ПРОКУРОР:

– А «ТТ»?

ДАНИЛОВ:

– Про «ТТ» и обрез отвечать отказываюсь.

ПРОКУРОР (угрожающим тоном):

– Хорошо, хорошо... А другое оружие у вас или у ваших друзей... братьев... как там их... имеется?

ДАНИЛОВ:

– Следствие не располагает данными о том, что у кого-либо из подсудимых, кроме...

ПРОКУРОР:

– Но я спрашиваю лично вас!

ДАНИЛОВ:

– Нет.

ПРОКУРОР:

– А пистолет «ИЖ»?

ДАНИЛОВ:

– Я не знаю, откуда вообще он возник в уголовном деле.

ВОПРОС:

– С какой целью приобреталось вами оружие?

ДАНИЛОВ:

– Для защиты себя. Для будущих классовых битв.

ВОПРОС (председательствующего или прокурора):

– А что это такое?

ДАНИЛОВ:

– Ну, если уж это непонятно, то пояснять отказываюсь.

ВОПРОС:

– Вы говорили, что умеете обращаться с пистолетом. Но вы не служили в армии. Где и когда вы научились?

ДАНИЛОВ:

– Научился сам, примерно в 2002 году.

ВОПРОС:

– Где тренировались?

ДАНИЛОВ:

– Отвечать отказываюсь.

ВОПРОС:

– А где хранилось оружие?

ДАНИЛОВ:

– В разное время в разных местах.

ВОПРОС:

– Где именно?

ДАНИЛОВ:

– В частности, некоторое время хранилось на николаевской квартире... Остальное уточнять не буду.

ВОПРОС:

– А кто доставил на эту квартиру оружие?

ДАНИЛОВ:

– Я.

ВОПРОС:

– Что это за квартира вообще?

ДАНИЛОВ:

– Эту квартиру снимал Яковенко. Некоторое время я жил в Одессе у

Яковенко. Узнал, что он снимает квартиру в Николаеве, попросил у него ключи, потом сделал дубликаты – сначала себе, впоследствии – еще Польской.

ВОПРОС ПОЛЬСКОЙ:

– Было такое?

ПОЛЬСКАЯ:

– Да.

ПРОКУРОР:

– А где еще вы проживали, Данилов, у кого?

ДАНИЛОВ:

– Отвечать отказываюсь.

ПРОКУРОР:

– Вы говорите, что следствие обвиняет вас в разбойных нападениях...

ДАНИЛОВ:

– Не разбой, а революционная деятельность.

(Тут судья и прокурор вместе начинают сбивать обвиняемого различными репликами, наблюдается даже некоторый галдеж. Данилов пытается отвечать на реплики, объяснить, чем экспроприация отличается от грабежа, разбоя и любого другого корыстного преступления... Потом понимает, что это бесполезно – все равно перебьют, и просто стоит, скрестив руки на груди, и спокойно ждет, пока все это кончится)

ДАНИЛОВ (после паузы):

– Во всем мире это называется экспроприациями.

ВОПРОС:

– И сколько таких экспроприаций на вашем счету?

ДАНИЛОВ:

– Отказываюсь отвечать.

ВОПРОС:

– Как вы относитесь к показаниям Алексеева, Герасимова, Польской – о вашем участии в разбоях?

ДАНИЛОВ:

– Никак не отношусь. Тем более – к показаниям Польской.

ВОПРОС:

– Вам передавались ценности, деньги?

ДАНИЛОВ:

– Отказываюсь отвечать.

(В этот момент в зале судебного заседания обнаруживается молодой человек с фотоаппаратом, который потихоньку этим аппаратом щелкает. Судья внушает ему, что фотографирование в зале без разрешения суда запрещено... Да к тому же и обвиняемых снимать без их согласия нельзя – ведь это нарушает права арестантов! Арестант Яковенко возникает: «Да нас уже сколько раз снимали официальные СМИ, и ни разу никто нашего согласия не...» Но ему затыкают рот и быстренько объявляют перерыв.

После перерыва фотограф получает разрешение судьи на съемку. Судья, демонстрируя строгое соблюдение законности, по очереди спрашивает всех обвиняемых, согласны ли они. Они, разумеется, согласны.

Продолжается допрос Данилова).

ПРОКУРОР:

– Данилов, когда и зачем вы прибыли в Николаев?

ДАНИЛОВ:

– Мы прибыли 21 ноября с целью проводить там агитационную работу: организовывать профсоюзы, рабочую прессу, помогать рабочим в проведении забастовок и т.д.

ВОПРОС:

– Чья была инициатива, чтобы начать проводить эту работу?

ДАНИЛОВ:

– Инициатива была моя.

ВОПРОС:

– Когда вы приняли это решение?

ДАНИЛОВ:

– Точную дату назвать не могу. Эта идея витала давно... Работать надо было и в других местах... Затрудняюсь сказать, когда.

ВОПРОС:

– А как там оказались Алексеев и Семенов?

ДАНИЛОВ:

– Поехали со мной.

ВОПРОС:

– Они знали о предполагаемой работе?

ДАНИЛОВ:

– Да.

ВОПРОС:

– Кто-нибудь из вас до этого был в Николаеве?

ДАНИЛОВ:

– Да, я был.

ВОПРОС:

– А кто еще?

ДАНИЛОВ:

– Никто.

ВОПРОС:

– Яковенко знал о вашей поездке в Николаев?

ДАНИЛОВ:

– Нет. У меня был ключ, и я не видел необходимости ему сообщать, что еду туда.

ВОПРОС:

– Зачем Яковенко снял эту квартиру в Николаеве?

ДАНИЛОВ:

– Я ему этого вопроса не задавал.

ВОПРОС:

– Как же вы ему объяснили, зачем вам ключ?

ДАНИЛОВ:

– Объяснил необходимостью вообще проводить в Николаеве агитационную работу. Про конкретные случаи, когда мне туда надо будет ехать, я ему не говорил.

ВОПРОС:

– Как вам стало известно о существовании этой квартиры?

ДАНИЛОВ:

– Из разговора с Яковенко. Подробно отвечать отказываюсь (потому что прокурор опять начал сбивать его различными репликами при ответе).

ВОПРОС:

– Кто финансировал эту поездку?

ДАНИЛОВ:

– Я сам.

ВОПРОС:

– Где же вы взяли деньги на это все?

ДАНИЛОВ:

– Отказываюсь отвечать.

ВОПРОС:

– На чем вы ехали в Николаев?

ДАНИЛОВ:

– На маршрутке.

ВОПРОС:

– И когда приехали?

ДАНИЛОВ:

– Точно не помню... Приехали вечером.

ВОПРОС:

– В квартире кто-то был?

ДАНИЛОВ:

– Отказываюсь отвечать.

ВОПРОС:

– Как вы открывали квартиру?

ДАНИЛОВ:

– Ключом.

ВОПРОС:

– Было ли при этом у вас с собою оружие?

ДАНИЛОВ:

– У меня – да.

ВОПРОС:

– А у других?

ДАНИЛОВ:

– Нет.

ВОПРОС:

– Откуда вы знаете?

ДАНИЛОВ:

– Знаю, что не было.

ВОПРОС:

– Когда же вы передали оружие своим товарищам?

ДАНИЛОВ:

– Вообще не передавал. Просто показал Алексееву, где лежит пистолет, на случай, если придет хозяин квартиры - чтобы Алексеев не допускал, чтобы этот пистолет попался на глаза посторонним...

ВОПРОС:

– Когда вы с Алексеевым и Семеновым пошли на улицу – зачем вы взяли с собой пистолет и дали оружие Алексееву?

ДАНИЛОВ:

– Я не давал оружие Алексееву, он сам взял. Впрочем, я не возражал. А сам я взял оружие для самообороны. Патрон в стволе у меня был постоянно.

ВОПРОС:

– Был ли пистолет на предохранителе?

ДАНИЛОВ:

– Да. Кстати, очень надежная машина «ПМ»...

ВОПРОС:

– С какой целью вы вытащили из кармана пистолет на улице?

ДАНИЛОВ:

– Чтобы вывести из строя живую силу противника.

ВОПРОС:

– Вы же не служили в армии – где вы познакомились с армейскими терминами?

ДАНИЛОВ:

– Я воевал.

ВОПРОС:

– Где именно?

ДАНИЛОВ:

– В Приднестровье, в Абхазии, в 92-93 годах.

ВОПРОС:

– На улице Николаева, – с какой целью вы стреляли в Крыгина?

ДАНИЛОВ:

– Чтобы вывести из строя противника, я уже говорил. Чтобы он не открыл по мне огонь, не вызвал по рации подкрепление, и т.д.

ВОПРОС:

– Почему, как вы сами говорите, вы поняли, что стрелял, помимо вас, еще Алексеев, а не Семенов?

ДАНИЛОВ:

– У Семенова не было оружия. И не могло быть.

ВОПРОС:

– А самодельный пистолет?

ДАНИЛОВ:

– А это – подброшено. Я могу дать по этому поводу подробные показания...

СУДЬЯ:

– Не надо.

ДАНИЛОВ:

– Но я могу...

СУДЬЯ:

– Когда вы вернулись – был ли кто-то в квартире?

ДАНИЛОВ:

– Отвечать отказываюсь.

ВОПРОС:

– С какой целью вы открыли огонь по людям, которые ворвались в николаевскую квартиру?

ДАНИЛОВ:

– Чтобы вывести бойцов противника из строя.

ВОПРОС:

– Кому вы кричали «давай гранату»?

ДАНИЛОВ:

– Никому. Я уже говорил – просто психическое воздействие на противника. Никто мне эти гранаты в тот момент дать не мог.

ВОПРОС:

– Кто изготовил взрывное устройство?

ДАНИЛОВ:

– Я, на квартире в Николаеве.

ВОПРОС:

– Подробнее расскажите – если это действительно вы изготовили данное взрывное устройство.

ДАНИЛОВ:

– Это было в ноябре. Насыпал аммонала, вставил банку с перекисью

ацетона...

(в общем, Данилов, по настоянию суда, а главное – чтобы подозрение в изготовлении взрывного устройства не пало на его товарищей, рассказывает, как и чего он сыпал, и заканчивает свою лекцию такими словами: «Если кто-то хочет подробнее – поищите в Интернете!»)

ВОПРОС:

– Проводились испытания?

ДАНИЛОВ:

– Нет, не проводились.

ВОПРОС:

– Для чего вы приготовили взрывное устройство?

ДАНИЛОВ:

– Чтобы не попасть живым в руки противника. Чтобы, погибая, уничтожить их как можно больше...

СУДЬЯ (тоном доброго дяди):

– Но как же другие люди, которые тоже могли погибнуть?! Алексеев, Бердюгин, Польская?..

ДАНИЛОВ:

– Алексеев был не против такого варианта. А Бердюгину, как теперь выяснилось, лучше было бы погибнуть тогда – сразу...

ВОПРОС:

– Ну, а посторонние люди, соседи?..

ДАНИЛОВ:

– Эх, ну вот как с вами, с гражданскими?!.. Послушайте, на моих глазах был случай, когда артиллеристы прямой наводкой лупили по своему дому, по своему собственному дому – потому что там окопался противник! Да, людей жалко... Но – это война.

СУДЬЯ:

– Гм, гм... Так вы предотвращаете, значит, геноцид народа – убивая людей?

ДАНИЛОВ:

– Уничтожая противника – да. Могу процитировать товарища Губкина: «Мы не грабим – мы экспроприируем, мы не убиваем – мы казним...»

ВОПРОС:

– Вы заявили, что во время следствия от вас требовали показания против Яковенко и Романова... Вы их дали?

ДАНИЛОВ:

– Нет.

ВОПРОС:

– Кто, кроме Алексеева, знал о наличии у Вас оружия?

ДАНИЛОВ:

– Никто. После стрельбы еще узнал Семенов.

ВОПРОС:

– Запрещал ли вам кто-нибудь носить оружие?

ДАНИЛОВ:

– ?

ВОПРОС:

– Ну, запрещал ли вам кто-нибудь из ваших э-э... братьев, единомышленников или как там... ходить с оружием?

ДАНИЛОВ:

– Алексеев мне запретить не мог. Другие вообще не знали. А значит – не могли запретить.

ВОПРОС:

– На какие средства вы вели политическую деятельность?

ДАНИЛОВ:

– Я отказываюсь отвечать.

ВОПРОС:

– Источник получения вами средств был законным?

ДАНИЛОВ:

– Если я получал – значит, считал его законным.

(Шепот возмущения в зале: «А сколько эти буржуи сами воруют?!.. Им, значит, можно?!..» и т.п. Охранник требует соблюдения тишины – иначе будет удалять граждан из зала)

СУДЬЯ:

– И стрельбу по милиционерам вы считаете законной?

ДАНИЛОВ:

– Что поделаешь: война есть война!

СУДЬЯ:

– Какая война?

ДАНИЛОВ:

– Гражданская.

– Вот вы (очевидно, в смысле - коммунисты вообще) говорите о честности и правдивости, призываете нас верить каждому вашему слову, а между тем...

ДАНИЛОВ:

– Вовсе не призываю.

ВОПРОС:

– Зачем вы переходили границу пешком?

ДАНИЛОВ:

– Хотел посмотреть, как выглядит граница, на замке ли она. Оказалось – нет.

ПРОКУРОР:

– Когда вы изготавливали взрывное устройство, кто еще был в квартире?

ДАНИЛОВ:

– Я это делал, когда находился один. Никто не видел.

ПРОКУРОР:

– Но все-таки...

ДАНИЛОВ:

– Отказываюсь отвечать.

СУДЬЯ:

– Куда именно вы стреляли по убегавшему Шевченко?

ДАНИЛОВ:

– В корпус, в середину туловища. Но прострелил куртку.

ВОПРОС:

– Для чего вы стреляли в убегавших?

ДАНИЛОВ:

– Думал, что, отбежав, они откроют по нам огонь. На их месте я именно так и поступил бы.

ВОПРОС:

– Зачем стреляли в жизненно важные органы?

ДАНИЛОВ:

– Я хотел вывести их из строя – и вывел. Если бы хотел убить – убил бы.

СУДЬЯ (словно не понимая, с кем разговаривает):

– Но зачем же было стрелять? Разве не лучше было бы, если бы они вас задержали?.. Ну, обнаружили бы у вас пистолет, ну, отбыли бы вы наказание... Разве же это не лучше, чем стрелять по людям?

ДАНИЛОВ:

– Это противник. Это война.

СУДЬЯ:

– Никакой войны нет!

ДАНИЛОВ:

– Война уже идет.

СУДЬЯ:

– Но вот в вас, например, даже во время штурма николаевской квартиры никто не стрелял?

ДАНИЛОВ:

– Стреляли.

СУДЬЯ:

– Они бы тоже могли вас там застрелить, но не...

ДАНИЛОВ:

– А я бы не отказался!

СУДЬЯ:

– Но, когда они вас скрутили, они же вас не тронули!

ДАНИЛОВ:

– Если бы я их скрутил – я бы их тоже не тронул. Поверьте – такие случаи в моей жизни тоже бывали!

(Судья, уязвленный нравственным превосходством обвиняемого, допустил прокол: накануне он же пытался убедить представителей правозащитных организаций, что Данилова не пытали в милиции, подвешивая на дыбу и выбивая из него показания против Яковенко, а просто спецназовцы сломали ребра при задержании, поскольку он активно сопротивлялся. Данилов пытался объяснить, что те поступили с ним, как нормальные солдаты с нормальным военнопленным, а в гестапо он попал уже после... Но его не слушали. Теперь сам судья вступился за честь спецназа, тем самым косвенно подтвердив применение к задержанным пыток в милиции – уже после задержания).

ВОПРОС:

– Читали ли вы сами те статьи в газетах, которые распространяли?

ДАНИЛОВ:

– Конечно.

ВОПРОС:

– Каково их общее направление?

ДАНИЛОВ:

– Отказываюсь отвечать, поскольку это и так понятно.

СУДЬЯ:

– В каком году вы приобрели «ПМ»?

ДАНИЛОВ:

– Следствие утверждает, что...

СУДЬЯ:

– Нет, не следствие, а вы что скажете?

ДАНИЛОВ:

– Отказываюсь отвечать.

ВОПРОС:

– Сколько раз вы пересекали российско-украинскую границу?

ДАНИЛОВ:

– Точно не помню. Раза три.

ВОПРОС:

– Пистолет при этом был с вами?

ДАНИЛОВ:

– Отказываюсь отвечать.

ВОПРОС:

– Сколько, в общей сложности, вы жили в Одессе?

ДАНИЛОВ:

– Отказываюсь отвечать.

ВОПРОС:

– Жили ли вы на квартире у Яковенко?

ДАНИЛОВ:

– Да.

ВОПРОС:

– Сколько времени?

ДАНИЛОВ:

– Отказываюсь отвечать.

ВОПРОС:

– С кем из товарищей вы больше всего общались?

ДАНИЛОВ:

– Отказываюсь отвечать.

ВОПРОС:

– В Николаеве вы видели хозяев квартиры?

ДАНИЛОВ:

– Да. Хозяин заходил проверять трубы. У него был свой ключ.

ВОПРОС:

– Пистолет, когда вы жили у Яковенко, был при вас?

ДАНИЛОВ:

– Отказываюсь отвечать.

ВОПРОС:

– Из всех подсудимых с кем вы сначала познакомились?

ДАНИЛОВ:

– С Плево.

(объявляется перерыв до 12.01.04).

5. ПРИГВОР ПО «ПЫТОЧНОМУ ДЕЛУ»

Статья в газете «Рабочий класс» № 31(229); август 2004 г.

В Одессе завершилось печально знаменитое «пыточное дело» № 144. Оно началось с грандиозным размахом с массовых арестов, обысков и допросов по всей Украине. Одесса, Николаев, Херсон, Каховка, Днепропетровск, Киев, Мелитополь…. Несмотря на то, что основные эпизоды происходили в Одессе, на первоначальном этапе от следствия было полностью отстранено даже одесское управление Службы безопасности Украины (СБУ). Судя по всему, киевские палачи не доверяли даже собственным сотрудникам. К защите российских граждан даже не были допущены российские адвокаты – уникальный случай в мировой практике.

Из источников, близких к СБУ, утверждают, что приказ на применение пыток исходил лично от руководителя следственной группы СБУ полковника Герасименко. Он же и принял решение использовать в качестве непосредственных палачей милиционеров г. Николаева.

Необходимо отметить, что применение пыток на Украине не является чем-то из ряда вон выходящим. Сегодня это обычная следственная практика. Украинские следователи недостаточно квалифицированы и слишком ленивы, чтобы получать доказательства иным путём. Руководство силовых министерств прямо поощряет их в этом. По данным экспертов, через камеры пыток независимой Украины прошло за последние годы двадцать пять тысяч человек, и только политический аспект данного дела позволил пролить свет на эти факты.

Из одиннадцати обвиняемых по делу № 144 Игорь Данилов был единственным, кто никаких признаний под пыткой не сделал. Остальные десять обвиняемых «признались» на стадии следствия. Как заявил один из следователей СБУ родственнику одного из подсудимых в частной беседе: «Если бы с вами делали то же, то вы признались бы, что ледорубом Троцкого убили». Позже двадцатилетний Сергей Бердюгин скончался от последствий пыток, остальные выжили. Затем на суде семеро обвиняемых, за исключением Анатолия Плево и Олега Алексеева, отказались от своих показаний, мотивируя это применением к ним пыток.

Именно на показания этих двоих, которые «топили» своих товарищей, большей частью и опиралось обвинение. Показания, которые эти двое давали на суде, перешли через ту тонкую, но реально существующую грань, которая отделяет вынужденные показания, данные под пыткой, от прямого предательства. Их показания лишь частично соответствовали действительности, так как эти двое обвиняемых просто озвучивали то, что требовало от них следствие. Сам Плево, первоначально обвиняемый как организатор, начал с «чистосердечного признания» аж на 29 страницах! Затем в тюрьме он «уверовал в бога», отпустил чёрную бороду, которая ко времени окончания суда уже достигла изрядной длины. Плево заявил, что, как человек верующий, он отныне обязан говорить только правду, и продолжал «топить» остальных своими бесчисленными, очень многословными и обстоятельными «чистосердечными признаниями».

Окончание дела № 144 прошло тихо и незаметно, в попытках замять международный скандал. 19 июля был вынесен приговор, который зачитывался несколько часов:

Андрей Яковенко – 14 лет,

Игорь Данилов – 14 лет,

Олег Алексеев – 13 лет,

Богдан Зинченко – 11 лет, к которым добавился ещё один год, так как он ранее был осуждён условно за участие во взрыве памятника «жертвам сталинских репрессий», итого в сумме – 12 лет,

Александр Герасимов – 11 лет,

Илья Романов – 10 лет,

Александр Смирнов – 8 лет,

Анатолий Плево – 6 лет,

Нина Польская – 4 года с испытательным сроком в 2 года (т.е. условно),

Евгений Семёнов – ограничение свободы 3 года (т.е. условно).

Имущество всех осуждённых, за исключением Польской и Семёнова, принадлежащее им на правах личной собственности, должно быть конфисковано.

Приговор был вызывающе несправедливым и имел своей главной целью «сохранить лицо» СБУ. Судья Владимир Константинович Тополев заявил, что пытки к подследственным не применялись, несмотря на многочисленные факты, документы и рубцы на теле, которые они демонстрировали прямо на суде. Ни одно доказательство, полученное под пыткой, не было исключено из дела.

Исключительно на основании показаний Плево получил свой срок Романов за якобы совершённый им взрыв урны возле Киевского управления СБУ. Не было ни свидетелей, ни вещественных доказательств, в других акциях он не участвовал. Сам Романов отказался от своих первоначальных показаний, данных под пыткой. Смирнов тоже не участвовал в экспроприациях и лишь возил по указанию Плево газеты. Плево сам его и «завалил».

Полностью на показаниях Алексеева строился эпизод о том, что Зинченко поджёг шикарный джип. Также не было предъявлено ни свидетелей, ни вещественных доказательств.

В тюрьме обвиняемые провели две голодовки, в которых участвовал и Семёнов, за которым, по существу, не «висело» ничего. Последняя голодовка с требованием «справедливого суда и наказания виновных в наших пытках» продолжалась 21 день.

Зинченко создал в тюрьме комсомольскую организацию из четырнадцати человек, за что подвергался жестоким репрессиям со стороны тюремного руководства. Интересно, что Одесский обком партии постоянно сетовал на «пассивность» молодёжи и её нежелание участвовать в левом движении.

Илья Романов так прокомментировал окончание процесса: «Украинская Фемида не имеет ничего общего с правосудием. Если бы мы все сотрудничали со следствием, то получили бы, по крайней мере, наполовину меньше. Обязательно расскажите про роль Плево и Алексеева, наших «певцов свободы». Они неоднократно давали показания против нас всех. А вот к освобождённым условно Польской и Семёнову у нас претензий нет, мы все рады за них».

В поддержку наших политзаключённых были проведены пикеты возле дипломатических представительств Украины в Афинах (Компартия Греции), в Нью-Йорке и Лос-Анжелесе (Компартия США), хотя, вероятно, этот список далеко не полный. Американские коммунисты заявили: «Мы сумели провести эти акции, несмотря на серию арестов, проведённых властями США после наших протестов против войны в Ираке».

Англоязычный Интернет полон информации об одесском «пыточном деле» № 144.Материалы о применении пыток к политзаключённым по делу № 144 приняты к рассмотрению в соответствующей комиссии ООН. Бывший генеральный прокурор США Рамсей Кларк в своём обращении к властям Украины намекнул на возможность применения санкций по отношению к Украине, если её руководство не примет рекомендации международных организаций по освобождению из-под стражи политзаключённых, осуждённых на основании показаний, выбитых под пытками, и не предложит им материальной компенсации.

Российское же консульство в Одессе, главная задача которого состоит в защите российских граждан на Украине, в лице консула-советника Антипенко Владимира Анатольевича, в нарушение своих обязанностей, продолжает сохранять молчание по поводу упорного отказа украинских властей признать факты применения пыток к российским гражданам и покарать виновных в этом.

Михаил Кириленко

6. ОДЕССКОЕ ДЕЛО

Обращение политзаключённого А. Яковенко

Уважаемые члены правозащитных организаций, члены всех оппозиционных партий, граждане Украины!

Я обращаюсь к вас потому, что считаю своим долгом донести правду о том, в каком государстве мы живём.

Я коммунист. Начиная активную борьбу с несправедливостью и беззаконием в Украине, я знал, что режим способен пойти на любое преступление и подлость, лишь бы продлить своё существование. Убийства оппозиционных журналистов – это лишь вершина того страшного айсберга, которое имеет название «украинская демократия».

Попав в декабре 2002 года по лживому, сфабрикованному обвинению, я своими глазами увидел весь тот ужас и опасность, которые грозят народу Украины. Эта опасность вытекает из той удручающей действительности, которую создал режим своему народу. Инфляция, безработица, тотальное подорожание всех товаров и услуг неизбежно ведут к социальному взрыву. Понимая необратимость процессов, происходящих в обществе, режим делает всё возможное, чтобы себя обезопасить. Я говорю о карательных органах Украины. Пытки, издевательства, унижения стали неотъемлемой частью борьбы правоохранительных органов против народа. Судебный процесс над одесскими комсомольцами вскрыл всю преступную сущность режима. Подсудимые Данилов И., Алексеев О., Польская Н., Бердюгин С., Семёнов Е., Смирнов А., были подвергнуты избиениям и пыткам. Данилов И. был при смерти, Алексеев О. пытался покончить с собой, вонзив себе в глаз пишущую ручку. Выдержать пытки было выше человеческих сил. Умер Бердюгин С. Его организм не выдержал побоев и издевательств. Все комсомольцы без исключения подвергались моральному и психологическому террору.

Начало судебного процесса не остановило беззаконие. Подтвердились всем известные факты, что украинское правосудие является одним из главных рычагов государственной карательной системы.

В ход идут все способы. Проходящих по делу комсомольцев 10.03.2004 конвой держит три часа в спецавтомобиле, в ящиках 70 см х 70 см, причём по два человека в каждом. 15 апреля 2004 г. подсудимых держат 5 часов в каменных мешках без еды и воды, а потом приводят на судебное заседание. 15 марта 2004 г. свидетелей из Каховки привозит на своей машине сотрудник СБУ, участвовавший в задержании Романова И. 16 апреля 2004 г. свидетеля Конона А. привозит на судебное заседание сотрудник СБУ Кулаков О., являющийся надзирателем оппозиционного движения в Одессе. Было ли давление на свидетелей со стороны охранки? Я думаю, комментарии излишни. Подсудимую Польскую Н. вынуждают давать «нужные» показания, запугивая тем, что возьмут её под стражу.

Судья Тополев В.К. не обращает на эти вопиющие нарушения никакого внимания. Более того, он отказывается принимать заявления от подсудимых комсомольцев о многочисленных нарушениях прав человека. Судья Тополев В.К. заявляет, что всё это его не интересует и никакого отношения к уголовному делу не имеет.

Подсудимый Смирнов А. несколько раз ходатайствует о замене адвоката – судья не удовлетворяет просьбу подсудимого. Я ходатайствую о вызове свидетеля от защиты – результатов никаких. Зато по первой же просьбе прокурора и одного из адвокатов удаляется из зала представитель оппозиционной прессы – академик Тепляков. Подобных фактов великое множество…. Судья выполняет политический заказ, нарушая Конституцию, статьи Всеобщей Декларации прав человека и Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Ясно одно. Демократия, правосудие, законность в Украине – пустой звук. Налицо все признаки фашистско-полицейской хунты.

Я обращаюсь к вам и прошу о помощи. Только общественность может предотвратить преступление, которое совершает полицейский режим против людей, посмевших вступить в борьбу с государственным беззаконием и произволом в Украине.

Политический заключённый А. Яковенко

Одесский следственный изолятор – 21

07.05.2004

7. ЛИСТОВКИ, РЕЗОЛЮЦИИ РАЗЛИЧНЫХ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ

E43DEDBA

9D80D59A

D699C0B8

D80848D2

61F15EAB

63ACF0B0

РЕЗОЛЮЦИЯ УЧАСТНИКОВ МОСКОВСКОГО ФОРУМА СОЦИАЛЬНЫХ ИНИЦИАТИВ (05.06.04 г.)

«Уголовное дело № 144 как пример антигуманной политической провокации, основанной на полученных под пытками «признательных» показаниях и сознательной фальсификации «объективных» доказательств»

Мы, участники Московского форума социальных инициатив, выражаем свою обеспокоенность авторитарной антигуманной ориентацией правоохранительных органов постсоветских государств, ярким примером которой служит продолжающийся уже более восьми месяцев суд по делу интернациональной организации «коммунистов-революционеров» во главе с секретарём Одесского обкома ЛКСМУ А.О. Яковенко.

По уголовному делу № 144, рассматриваемому в Одесском апелляционном суде с сентября 2003 г. первоначально проходило 11 обвиняемых: граждане Украины члены ЛКСМУ и КПУ О.Н. Алексеев, С.С. Бердюгин, А.В. Герасимов, Б.Л. Зинченко, А.О. Яковенко; граждане России – активисты «Трудовой России» И.В. Данилов, А.И. Плево, А.В. Смирнов; гражданин России член троцкистской Революционной рабочей партии И.Э. Романов; проживавший в Приднестровской Молдавской Республике гражданин СССР член партии народовластия Е.В. Семёнов; гражданка Украины беспартийная Н.Б. Польская.

В ноябре 2003 г. число обвиняемых уменьшилось в результате смерти 20-летнего украинского комсомольца С.С. Бердюгина, доказавшей факт применения пыток по отношению к подсудимым по делу № 144.

В ходе судебного процесса по этому широко разрекламированному украинскими спецслужбами делу о международном терроризме (в следственную группу по делу № 144 с целью получения опыта практического участия в объявленной президентом США Д. Бушем «войны с международным терроризмом было откомандировано более 30 следователей СБУ из всех областей Украины) постоянно выявляются многочисленные нарушения прав человека, систематически совершавшиеся сотрудниками правоохранительных органов Украины.

Документально подтверждено использование пыток для получения от обвиняемых «признательных» показаний в несовершённых ими преступлениях для сознательной фальсификации дела № 144.

Ещё до начала судебных заседаний стало известно о систематических пытках арестованных во время предварительного следствия, в том числе непосредственно на допросах. Пытали всех, но самым жестоким пыткам, поставившим под угрозу жизнь, в тот период был подвергнут гражданин РФ И.В. Данилов (благодаря добросовестности и решительности его адвоката О.Н. Соколенко факт пыток Данилова был задокументирован и его жизнь спасена). Следует также выделить пытки несовершеннолетней Н.Б. Польской и подтверждаемое доказательствами изощрённое психологическое издевательство над О.Н. Алексеевым.

Постоянно нарушались права обвиняемых на защиту (допросы без защитника даже когда подозреваемый требует его присутствия; несообщение обвиняемым, в чём конкретно их подозревают; игнорирование права на отказ от дачи показаний и т.д.). Имели место и другие процессуальные нарушения: недобросовестное проведение опознаний обвиняемых и вещественных доказательств, подгонка результатов следственных действий под заранее сформулированную версию и т.д. Отдельного упоминания заслуживает неполнота и прямая фальсификация некоторых протоколов. И это при том, что обвинение построено в первую очередь на крайне сомнительных «явках с повинной», «объяснениях», «признательных показаниях» самих обвиняемых, полученных под пытками с очевидным нарушением процессуальных норм!

Следственной группой СБУ скрыты материалы уголовного дела о разбойном нападении и убийстве продавщицы магазина «Филин» в конце декабря 2001 г., которое было уже передано в суд, но в феврале 2003 г. неофициально (!) отозвано из него в связи с решением следственной группы во главе с первым заместителем начальника Следственного управления СБУ Н.М. Герасименко обвинить в этом уже раскрытом преступлении членов ЛКСМУ А.О. Яковенко, О.Н. Алексеева, А.В. Герасимова, Б.Л. Зинченко.

Решением суда под председательством В.К. Тополева на его первом заседании 24 сентября 2003 г. зафиксирован отказ на ознакомление подсудимых с материалами дела в целом.

Рассмотрение в Одесском Апелляционном суде уголовного дела
№ 144 выявило в материалах предварительного следствия такое количество логических несостыковок, процессуальных нарушений и прямых фальсификаций, которое исключало возможность рассмотрения его в судебном заседании по существу и по закону требовало от суда принятия решения об исключении применения доказательств, добытых с нарушением закона и прав подсудимых.

Принятие такого решения должно повлечь за собой пересмотр уголовного дела международной «леворадикальной террористической группы» с фактическим признанием его политической провокацией Службы безопасности Украины, попытавшейся прямыми фальсификациями юридически приравнять социалистическую идеологию и советский патриотизм к «международному терроризму» с целью дискредитации левого крыла украинской оппозиции и провоцирования конфликта Украины с Россией, за союз между которыми выступают коммунисты Украины и России.

Стремление украинских «правоохранительных» органов любыми средствами не допустить такого судебного решения и сделало для них необходимыми демонстративные пытки обвиняемых комсомольцев во время судебного процесса (например, подсудимого Б.Л.Зинченко били прямо в здании суда) с целью не допустить их отказа от показаний, выбитых во время предварительного следствия. Ставшая следствием этой новой волны пыток смерть 20-летнего С.С. Бердюгина в свою очередь была использована для запугивания остальных обвиняемых.

Такая технология фабрикации уголовных дел откровенно провоцирует рост экстремистских настроений среди оппозиционного актива и обывателей как ни Украине, так и на постсоветском пространстве в целом.

Украинские правоохранительные органы (СБУ, прокуратура, Одесский Апелляционный суд) должны соблюдать украинские законы и международные соглашения, которые обязывают их исключить из обвинения все добытые с нарушением процессуальных норм доказательства вины подсудимых и привлечь к ответственности сотрудников СБУ и МВД, виновных в пытках.

На завершившем судебное следствие заседании суда 27 мая шестеро подсудимых (Данилов, Зинченко, Романов, Семёнов, Смирнов, Яковенко), протестуя против предвзятых и беззаконных действий Одесского Апелляционного суда, объявили голодовку, которая после перенесенных ими пыток представляет непосредственную угрозу их жизни.

Мы, участники Московского форума социальных инициатив, одной из основных тем которого является правовое обеспечение гуманистической ориентации общественного развития, поддерживаем требование голодающих политзаключённых, добивающихся справедливого суда, и предлагаем государственным властям Украины и международным организациям выступить в поддержку гуманистической ориентации общественного развития и призываем:

– Президента и Верховную Раду Украины – провести тщательное ознакомление с фактами пыток и других нарушений гражданских прав обвиняемых по делу № 144;

– Генеральную Прокуратуру и Верховный Суд Украины – направить уголовное дело № 144 на дополнительное расследование с целью исключения из него доказательств, добытых с нарушением закона и прав подсудимых;

– Верховного комиссара ООН по Правам человека и Специального Докладчика ООН по Правам человека – провести расследование о нарушениях прав человека в деле «коммунистов-революционеров» в рамках своих полномочий.

12-13 июня в г. Воронеже состоялся Социальный Форум Черноземья, организованный Общероссийским движением в поддержку социальных инициатив «Альтернативы» совместно с Молодёжным Правозащитным Движением. На нём было принято Обращение к властям Украины в защиту прав политзаключённых-коммунистов, проходящих по одесскому делу интернациональной организации «коммунистов-революционеров».

ОБРАЩЕНИЕ УЧАСТНИКОВ СОЦИАЛЬНОГО ФОРУМА ЧЕРНОЗЕМЬЯ

к представителям власти и правоохранительных органов Украины

Мы, участники Социального Форума Черноземья, который состоялся в г. Воронеже (РФ) 12 и 13 июня 2004 г. обеспокоены ситуацией, сложившейся вокруг рассмотрения уголовного дела № 144 интернациональной организации «коммунистов-революционеров» во главе с секретарём Одесского обкома ЛКСМУ А. Яковенко, рассматриваемому в Одесском апелляционном суде с сентября 2003 г. Первоначально было 11 обвиняемых, среди которых граждане Украины (О.А. Алексеев, С.С. Бердюгин, А.В. Герасимов, Б.Л. Зинченко, А.О. Яковенко – члены ЛКСМУ и КПУ, Н.Б. Польская – беспартийная), России (И.В. Данилов, А.И. Плево, А.В. Смирнов – «Трудовая Россия», И.Э. Романов – РРП) и жителя Приднестровской Молдавской республики (Е.В. Семёнов – «Партия народовластия»). На завершившем судебное следствие заседании суда 27 мая шестеро подсудимых (Данилов, Зинченко, Романов, Семёнов, Смирнов, Яковенко), протестуя против предвзятых и беззаконных действий Одесского апелляционного суда, объявили голодовку, которая после перенесённых ими пыток представляет угрозу для жизни.

Ещё до начала заседаний стало известно о систематических пытках арестованных во время предварительного следствия, в том числе на допросах. Факт пыток гражданина РФ И.В. Данилова был документально зафиксирован. Один из обвиняемых – 20-летний украинский комсомолец С.С. Бердюгин – погиб в ноябре 2003 г.

Постоянно нарушались права обвиняемых на защиту: проводятся допросы без защитника, даже когда подозреваемые требуют его присутствия; обвиняемым не сообщается, в чём конкретно их обвиняют. Игнорируется право обвиняемых на отказ от дачи показаний. Имели место и другие процессуальные нарушения: недобросовестное проведение опознания, исследования вещественных доказательств.

Мы, нижеподписавшиеся, призываем украинские правоохранительные органы (прокуратуру, Одесский апелляционный суд, СБУ) соблюдать украинские законы и международные соглашения, которые обязывают изъять из дела все добытые с нарушением процессуальных норм доказательства и привлечь к ответственности сотрудников СБУ и МВД, виновных в пытках.

Мы призываем Президента и Верховную Раду Украины провести тщательное ознакомление с фактами пыток и других нарушений гражданских прав обвиняемых по делу № 144. Мы просим Генеральную Прокуратуру и Верховный Суд Украины направить уголовное дело № 144 на дополнительное расследование с целью исключения из него доказательств, добытых с нарушением закона.

13.06. 2004 г.

(подписи)

Проект

Резолюция съезда КП РФ

«О ДЕЙСТВИЯХ В ЗАЩИТУ ПОЛИТЗАКЛЮЧЁННЫХ-КОММУНИСТОВ ИЗ РОСИИ, УКРАИНЫ И МОЛДАВИИ, НАХОДЯЩИХСЯ ПОД СУДОМ В ОДЕССЕ»

Съезд КП РФ выражает глубокое возмущение расправой над одиннадцатью российскими и украинскими молодыми коммунистами и советскими патриотами, выступившими против капитализма и за возрождение Советского Союза и за это привлечёнными к уголовной ответственности по сфабрикованному делу о «терроризме», «бандитизме», «убийстве» и «попытке свержения конституционного строя Украины»: О.Н. Алексеевым, С.С. Бердюгиным (умер от пыток), А.В. Герасимовым, Б.Л. Зинченко, И.В. Даниловым, А.И. Плево, Н.Б. Польской, И.Э. Романовым, Е.В. Семёновым, А.В. Смирновым, А.О. Яковенко.

Документально подтверждено использование пыток для получения от обвиняемых «признательных» показаний в несовершённых ими преступлениях для фальсификации материалов дела № 144. Длящийся девять месяцев судебный процесс является примером беспрецедентного судебного произвола в отношении всех подсудимых, проходящих по этому делу, ярким примером которого является смерть одного из них, двадцатилетнего Сергея Бердюгина, скончавшегося 1 ноября 2003 года от последствий пыток. Оставшиеся в живых политзаключённые коммунисты дважды объявляли трёхнедельные голодовки в знак протеста против пристрастных и противозаконных действий коллегии этого суда под председательством В.К. Тополева, систематически не удовлетворявшего их абсолютно законные ходатайства и отказывавшегося исключить из материалов дела показания, добытые под пытками. Сроки лишения свободы, запрошенные государственным обвинителем для молодых коммунистов, огромны: от 5 до 15 лет, в сумме – 104 года. На этом политическом процессе репрессивные органы Украины отрабатывают методы подавления коммунистического движения и любого сопротивления антинародному режиму в странах СНГ. В дни, когда идёт съезд, в Одесском апелляционном суде выносится приговор нашим товарищам. Каждый коммунист не должен остаться равнодушным к их судьбе и обязан принять участие в борьбе за их освобождение.

На основании вышеизложенного СЪЕЗД КП РФ ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Всем региональным организациям КП РФ провести в кратчайшие сроки:

а) пикетирование представительств Украины в тех городах Российской Федерации, где они имеются (при их отсутствии – представительств украинских компаний) с вручением представителям Украины требований пикета, приглашать на пикет средства массовой информации;

б) митинги протеста против пыток политзаключённых коммунистов и комсомольцев, против произвола, творимого украинскими правоохранительными органами. Принятые на митингах резолюции с требованиями справедливого суда и наказания сотрудников правоохранительных органов Украины, пытавших комсомольцев во время следствия и суда, направить факсом или по e-mail в следующие адреса:

ПРОКУРАТУРА ОДЕССКОЙ ОБЛАСТИ: 65026, Украина, Одесса, ул. Пушкинская, 3. Факс: 8-10-(380482) 37-14-64 и 24-45-25. Тел.: 8-10-(380482) 22-05-18. Прокурор области – Косюта Михаил Васильевич.

ОДЕССКИЙ АПЕЛЛЯЦИОННЫЙ СУД: 65078, Украина, Одесса, ул. Гайдара, 24а. Факс: 8-10-(380482) 49-25-53. E-mail: inbox@oda.court.gov.ua. Председатель суда – Луняченко Анатолий Васильевич.

ГЕНЕРАЛЬНАЯ ПРОКУРАТУРА УКРАИНЫ: 01601, Украина, МСП, Киев-11, ул. Ризницкая, 13/15. Факс: 8-10-(38044) 290-26-03. Тел.: 8-10-(38044) 291-27-01.

ВЕРХОВНЫЙ СУД УКРАИНЫ: 01024, Украина, Киев-024, ул. П. Орлика, 4. Факс: 8-10-(38044) 253-03-14. Тел.: 8-10-(38044) 226-23-04.
E-mail: supcourt@scourt.gov.ua. Председатель суда – Маляренко Василий Тимофеевич.

КАБИНЕТ МИНИСТРОВ УКРАИНЫ: 01008, Киев-8, ул. Грушевского, 12/2. Янукович Виктор Фёдорович. Факс: 8-10-(38044) 293-21-71. Тел.: 8-10-(38044) 226-32-63 и 293-16-63. E-mail: portal@kmu.gov.ua.

ВЕРХОВНАЯ РАДА УКРАИНЫ: 01008, Киев-8, ул. Грушевского, 5. Литвин Владимир Михайлович. Факс: 8-10-(38044) 253-06-53. Тел.: 8-10-(38044) 254-08-90

Копии писем протеста направить в ЦК КП РФ.

    2. ЦК КП РФ обратиться ко всем братским коммунистическим партиям мира
         с просьбой срочно организовать пикетирование посольств Украины в их
         странах в защиту политзаключённых, проходящих по «одесскому делу».

3. ЦК КП РФ обратиться в Совет СКП-КПСС с предложением принять
участие в перечисленных выше мероприятиях.

ПРАВА ЧЕЛОВЕКА – НЕ ТОЛЬКО ДЛЯ БУРЖУЕВ!

НЕ ДОПУСТИМ РАСПРАВЫ НАД КОМСОМОЛЬЦАМИ!

НЕТ – ПОЛИЦЕЙСКОМУ ПРОИЗВОЛУ!

Москва, «___» июля 2004 г.

РЕЗОЛЮЦИЯ МИТИНГА 12.06.04

О ПОДДЕРЖКЕ ТРЕБОВАНИЯ СПРАВЕДЛИВОГО СУДА, ВЫДВИНУТОГО ГОЛОДАЮЩИМИ В ОДЕССЕ ПОЛИТЗАКЛЮЧЁННЫМИ-КОММУНИСТАМИ ИЗ РОССИИ, УКРАИНЫ И
МОЛДАВИИ.

27 мая на завершившем судебное следствие заседании Одесского Апелляционного суда семеро подсудимых по делу интернациональной организации «коммунистов-революционеров» – А.В. Герасимов, И.В. Данилов, Б.Л. Зинченко, И.Э. Романов, Е.В. Семёнов, А.В. Смирнов, А.О. Яковенко, – ведших открытую политическую борьбу за возрождение Советского Союза и обвинённых за это в «создании леворадикальной террористической группы», «попытке насильственного свержения конституционного строя», «бандитизме» и «убийстве», объявили голодовку в знак протеста против пристрастных и противозаконных действий коллегии этого суда под председательством В.К. Тополева, систематически не удовлетворявшего их абсолютно законные ходатайства.

Длящийся девятый месяц открытый судебный процесс доказал, что коллегия Одесского Апелляционного суда под председательством судьи В.К. Тополева ведёт процесс предвзято. Решением суда под председательством В.К. Тополева на его первом заседании зафиксирован отказ на ознакомление подсудимых с материалами дела в целом. В ходе судебного следствия суд активно мешал попыткам подсудимых и их адвокатов проверить предъявленные прокуратурой обвинения, уклоняясь от удовлетворения совершенно бесспорных ходатайств подсудимых и их адвокатов как различными процедурными уловками (например, суд вообще уклонился от формального рассмотрения ходатайства адвоката Н.К. Демиденко от 17.10.03 «Об исследовании и устранении допущенных органами досудебного следствия нарушений прав обвиняемых на защиту и других норм уголовного процесса в деле № 144»), так и прямолинейно-незаконным отказом удовлетворить их ходатайства (например, ходатайства Е. Семёнова о замене адвоката!).

Происходящий судебный произвол призван компенсировать откровенную слабость доказательной базы обвинений в политическом процессе, на котором репрессивные органы Украины отрабатывают подавление коммунистического движения и сопротивления антинародному режиму. В ходе судебного процесса по этому широко разрекламированному украинскими спецслужбами делу о международном терроризме (в следственную группу по делу № 144 с целью получения опыта практического участия в объявленной президентом США Д. Бушем «войны с международным терроризмом» было откомандировано более 30 следователей СБУ из всех областей Украины) постоянно выявляются многочисленные нарушения прав человека, систематически совершавшиеся сотрудниками правоохранительных органов Украины.

Ещё до начала судебных заседаний стало известно о систематических пытках арестованных во время предварительного следствия, в том числе непосредственно на допросах. Пытали всех, но самым жестоким пыткам, поставившим под угрозу жизнь, в тот период был подвергнут гражданин РФ И.В. Данилов (благодаря добросовестности и решительности его адвоката О.Н. Соколенко факт пыток Данилова был задокументирован и его жизнь спасена). Следует также выделить пытки несовершеннолетней Н.Б. Польской и подтверждаемое косвенными доказательствами изощрённое психологическое издевательство над О.Н. Алексеевым.

Т.е. рассмотрение в Одесском Апелляционном суде уголовного дела № 144, несмотря на противодействие судейской коллегии уже выявило в материалах предварительного следствия такое количество логических несостыковок, процессуальных нарушений и прямых фальсификаций, которое исключало возможность рассмотрения его в судебном заседании по существу и по закону требует от суда принятия решения об исключении применения доказательств, добытых с нарушением закона и прав подсудимых.

Стремление украинских «правоохранительных» органов любыми средствами не допустить такого судебного решения и сделало для них необходимыми демонстративные пытки обвиняемых комсомольцев во время судебного процесса (например, подсудимого А. Смирнова били прямо в здании суда) с целью не допустить их отказа от показаний, выбитых во время предварительного следствия. Ставшая следствием этой новой волны пыток смерть 20-летнего С.С. Бердюгина в свою очередь была использована для запугивания остальных обвиняемых.

Очевидно, что на данный момент у политзаключённых-коммунистов, проходящих по делу № 144, не осталось иного способа добиться справедливого суда, кроме голодовки. Поводом к её объявлению на судебном заседании 27.05.04 стал очередной отказ суда удовлетворить законные требования подсудимых (например, ходатайство И. Романова о вызове в суд понятых в качестве свидетелей).

Длящаяся более двух недель голодовка создала непосредственную угрозу жизни ослабленных многомесячными пытками советских патриотов. Серьёзность положения осознаёт и администрация ОСИ-21, направившая 07.06.04 судье В.К. Тополеву специальное письмо, в котором подчёркивает, что голодающие протестуют не против условий содержания, а против действий суда. Этим письмом тюремная администрация демонстративно перекладывает ответственность за жизнь голодающих подсудимых на суд!

Требуются немедленные действия, направленные на сохранение жизни подсудимых и реализации их права на беспристрастное и законное правосудие.

Одесский Апелляционный суд должен немедленно удовлетворить все законные ходатайства подсудимых по делу № 144 и проверить в судебном порядке законность, справедливость и обоснованность выдвинутых против них обвинений!

Мы просим немедленно в срочном порядке: Президента и Верховную Раду Украины – провести тщательное ознакомление с фактами пыток и других нарушений гражданских прав обвиняемых по делу № 144; Генеральную Прокуратуру и Верховный Суд Украины – направить дело № 144 на дополнительное расследование с целью исключения из него доказательств, добытых с нарушением закона и прав подсудимых;

– Президента и Государственную Думу РФ – обратиться к властям Украины с аналогичным представлениями по официальным каналам;

– Верховного Комиссара ООН по правам человека и Специального Докладчика ООН по правам человека – провести расследование о нарушениях прав человека в деле «коммунистов-революционеров» в рамках своих полномочий.

Мы призываем левые, демократические, антиглобалистские и правозащитные организации России, Украины и всего мира активно поддержать эти требования, организовывать пикетирования посольств Украины в своих странах и направлять факсы и телеграммы протеста украинским властям!

IV. РЕВОЛЮЦИОННАЯ ПОЭЗИЯ

Жребий

Тюремные нары. Похлёбка-баланда.

Свет лампочки тусклой с утра до утра.

Три шага вперёд, поворот и обратно.

Три месяца, годы (сегодня, вчера).

С утра и под вечер допросы с пристрастьем,

Где скользкий «следак» дышит дымом в лицо,

Наручники больно сжимают запястья,

Врезается в тело стальное кольцо.

Вы скажете – всё это было когда-то!

Теперь демократия и гуманизм

У нас в Украине. Отвечу: «Ребята −

У нас в Украине сегодня фашизм».

Я знал их, отважных ребят-комсомольцев −

Остались они в эти чёрные дни

Верны нашей клятве – с режимом бороться.

И знай – не сломились в застенках они.

Для них неприемлем режим кока-колы,

Порнухи, террора и штатовский кич.

Их цель – прочь изгнать наркострасти из школы,

Не дать превратить города в Брайтон-Бич.

Сердца их открыты и помыслы чисты,

А ты, обыватель, комфорт свой любя,

Борьбе предпочёл скорлупу конформизма,

Но жизнь подневольная ждёт и тебя.

Они, как орлы, чьи обломаны крылья,

А ты – как червяк – на земле под дождём.

Их жребий – остаться в истории былью,

А твой же – растоптанным быть сапогом.

В. Донской

Памяти комсомольца Сергея Бердюгина

За идею

Умер юный, умер в пытках

С. Бердюгин

Довели его до смерти

дембандюги

Парню дело пришивали,

как злодею.

А боролся он всего лишь

за идею.

За идею, что досталась

нам от Маркса

Что впитала в кровь свою

рабочих масса.

Ту идею в жизнь провёл

товарищ Ленин.

Жили с ней в СССР

три поколенья.

Суть идеи той страшна

буржуям злобным:

Чтобы не было ни жирных,

ни голодных,

Чтобы каждый человек

был Человеком

И шагал по жизни твёрдо

в ногу с веком.

Тут вопрос один встал

об идее:

Почему её боятся

злодеи?

Та идея в мир пришла

к нам от предков,

И в сатрапов, и в панов

била метко.

И вставали на борьбу

за идею

И Спартак, и Пугачёв

и Рылеев.

Наше время вновь зовёт

добровольцев:

«За идею кто готов?»

Комсомольцы!

«Истребить на корню!»

дана команда

И за дело взялась

поганых банда.

Комсомольцев башмаками

топтали,

И под ногти им иголки

вгоняли.

Как тебя замордовали

подлюги,

Будем помнить мы,

Серёжа Бердюгин!

III

Но за парнем – Комсомол,

он вечно молод.

И на знамени его –

Серп и Молот.

И в смысл великих этих слов

вы врубайтесь:

«Пролетарии всех стран,

соединяйтесь!»

Нас, бесправных молодых,

миллионы!

Чётко строимся в ряды

и колонны.

Жизнью жертвовать в борьбе

нам не страшно,

Лишь бы жертва та была

не напрасна.

И вы «злагоды», паны,

не ищите.

Трепещите, палачи,

трепещите!

Революционер

Одесский криминал

Разъярился злобой – звуки засверкали!

«Правопохоронный» дерзкий криминал.

Так в тюрьме одесской молодых пытали –

Мир с времён фашизма зверств таких не знал!

И скончался хлопец – политзаключённый,

Комсомолец смелый – юноша Сергей.

Пытками истерзан, слабый, истощённый

Умер он в больнице на руках врачей.

Умер как преступник, в кандалы закован,

Лишь за то, что с властью этой в спор вступил,

Что не покорился силе он суровой –

Не предал, не струсил, не оговорил.

Нет, не изменил он клятве комсомольца,

Из друзей не выдал он ни одного.

Но теперь Сергея сердце не забьётся,

Только память наша, верь нам, не увянет,

Мы борьбу продолжим за твои мечты.

И когда над миром гром великий грянет

Новых революций, в нём воскреснешь ты!

В. Орлова

Свидетельство по делу № 144

Нетрудно мне предугадать,

Что Украину может ждать,

Когда под хохот сатаны

Нуждой изводят нас паны.

И хоть не нравится то нам,

Мы служим за гроши панам.

Не люди мы для них – рабы.

Нас гонят голодом в гробы.

В Одессе наши пацаны

Зверью в закланье отданы.

Им надоела жизнь скота.

«Свобода всем!» − вот их мечта!

Они поднялись на борьбу

Народа изменить судьбу.

Но не под силу им одним,

А мы, товарищи, молчим.

Пусть в нищете …

Пусть в темноте …

Пускай за нас рискуют те?

Ведь это скотство, а не жизнь.

Смотри – в окно стучит фашизм!

Стряхни, рабочий, страх и лень,

Борись за завтрашний свой день!

Мы с вами

Мы с вами, ребята! Держитесь!

Судьбою грозной гордитесь!

Вы делали то, что надо,

Во имя желанных дней.

А мы, мечтая о буре,

Сметающей стены тюрем,

Должны из вашего ада

Вас вытащить поскорей!

Ступая по курсу верному,

Вы шли партизан тропой.

Запомним: они первые

Встали в неравный бой!

Душою, совестью, нервами

Не знать нам нельзя:

Их так и зовут – первые,

Кто в руки винтовку взял!

Огненный зов

Где сильный пожар – сам взревёт там набат

Колокола, качаясь, без человека гремят –

Музыка в них жива!

Пока не расплавятся, все творят

Свой дерзновенно поющий ад,

Душу излив дотла …

Медного горла огненный зов

Ясен без слов:

О произволе фашистском крик

Снова возник.

И комсомолец лет двадцати

На боевом пути

Пал, и жестокая весть для нас –

Жуткий приказ.

Кто же откликнется – и вперёд

Ради тебя, народ,

Двинется дальше за ними вслед

В неугасимый свет?

Можно ли смелых бросить в беде?!

Знай: на суде

Будет предавший их заклеймён,

Проклят. Таков закон.

Н. Князева

ОГЛАВЛЕНИЕ

I. Попранная справедливость

1. Пыточное «Одесское дело» № 144. ……………………………… 2

2. Итак, следствие. Нужно доказать вину обвиняемых? Докажем! ..8

3. «Процесс пошёл» … …………………………………………. 10

4. Финал, который властью был запланирован. ………………….. 23

II. Е. Семёнов. Записки политузника. О себе и моих товарищах.

1. Задержание. …………………………………………………… 26

2. ИВС. …………………………………………………………….. 34

3. Николаевский СИЗО (3.01 – 22.02.2003). ……………………. 47

4. Особенности украинского национального следствия. ……….. 66

5. Этап на Одессу. «Столыпин». ………………………………... 81

6. Одесский централ (23.02.2003 – 19.07.2004). ………………... 86

7. Артём. …………………………………………………………… 99

8. Доктор. ………………………………………………………… 117

9. Депутат. ………………………………………………………... 127

10. Сергей. ………………………………………………………… 136

11. Богдан. ………………………………………………………… 142

12. Воронежский. ………………………………………………… 148

13. Саша Герасимов. ……………………………………………... 150

14. Олег и Нина. ………………………………………………….. 158

15. «Отец Фёдор». ………………………………………………... 164

16. Голодовка – оружие спецконтингента. ……………………... 169

17. Путь домой. …………………………………………………… 171

18. Вместо эпилога. ………………………………………………. 175

III. Хитрости и произвол украинского суда.

1. Справка о нарушениях прав человека, допущенных в процессе предварительного следствия и судебного разбирательства по уголовному делу № 144 (по обвинению «группы Яковенко»)...178

2. А.О. Яковенко. Хитрости и произвол украинского суда……. ..193

3. Стенографическая запись заседания Верховного Суда. Киев, 26 июля 2005 г………………………………………...……………...199

4. Стенографическая запись судебных заседаний 9.01.2004 г. и 10.01.2004 г………………………………………………………..209

5. Приговор по «пыточному делу». Статья в газете «Рабочий класс»……………………………………………………………...230

6. Одесское дело. Обращение политзаключённого А. Яковенко...233

7. Листовки, резолюции различных общественных организаций..251

IV. Революционная поэзия. ………………………………………………257

Гостевая книга

Форум