PG_025

В этом году исполнилось ровно 100 лет первой русской революции — 1905 года. Для Латвии, входившей тогда в состав Российской империи, революция 1905 года имела особенно важное значение. В тот год толпы забитых рабов, в своей массе ни о чем раньше не помышлявших, кроме выживания любой ценой на самом примитивном уровне, неожиданно для угнетателей осознали себя силой и превратились в народ. Царской власти и ее местным прихвостням путем кровавых репрессий и террора, обмана и подкупа неустойчивых элементов, ценой немалых собственных потерь удалось подавить революцию. Но им больше никогда не удалось вернуть латышский народ в прежнее состояние тупых рабов. Многие латышские революционеры, в будущем активные участники Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны, международного коммунистического и рабочего движения, начали свой славный путь в 1905 году.

Иногда спрашивают: Куда девались революционные традиции латышского пролетариата в дальнейшем? Почему сейчас, 100 лет спустя, мировоззрение среднестатистического латыша является одним из самых реакционных в мире? Почему не только в официальной политике буржуазного Латвийского государства, но и в «общественном мнении» довольно массового латышского обывателя героями являются гитлеровские прислужники, а латышские герои-революционеры практически забыты? Многие ли из молодых латышей помнят сейчас такие имена, как Лутерс, братья Дубелшнейны, Делиньш, Салниньш и другие, которыми по праву гордился бы любой народ?

На самом деле ничего удивительного в этом нет, если вспомнить, что в истории действуют не «среднестатистические» представители той или иной национальности и не «общественное мнение», а классы в зависимости от степени осознания ими собственных интересов. Дело в том, что исторически сложилось так, что в течение семи веков Латвией, сменяя друг друга, правили чужеземные завоеватели. Это стало причиной того, что основное средство производства феодального общества — земля, за крайне редким исключением, не находилась в руках коренных жителей, а была собственностью немецких баронов — потомков завоевателей. Нарождающийся городской капитал также представляли в основном капиталистические собственники нелатышских национальностей. Гораздо больший по сравнению с другими областями Российского государства процент безземельных крестьян — сельских пролетариев, способствовал после отмены крепостного права бурному росту промышленности в Латвии. Отсутствие у громадного большинства местного населения каких-либо средств к существованию позволяло капиталистическим предпринимателям сильнее урезать зарплаты рабочим, чем в большинстве других регионов. Прибыль капиталистов здесь была выше, чем в среднем в царской России за счет более высокой степени эксплуатации рабочих. Оставшиеся в деревне батрачили на кабальных условиях на прежних хозяев-баронов. Нельзя сказать, что в начале ХХ века в Латвии весь класс угнетенных состоял только из латышей: немалое количество русских, белорусских, польских и других рабочих беспросветная нужда пригнала на фабрики, где рабочие, независимо от национальности, подвергались одинаковому гнету. В числе угнетателей также был некоторый (в то время еще очень малый) процент латышей. Это были в основном выходцы из баронских холуев — сельских старост, путем выжимания последних соков из своих соплеменников достигшие к моменту отмены крепостного права некоторого благосостояния и сумевшие потом купить у баронов земли или открыть собственное «дело» в городе. Это была наиболее подлая, но относительно малочисленная часть класса угнетателей. Таким образом, не какие-то черты национального характера, а большая концентрация промышленного и сельскохозяйственного пролетариата и высочайшая степень его эксплуатации способствовала тому, что в начале ХХ века именно идеи большевиков-интернационалистов получили широкую и активную поддержку в Латвии. Влияние мелкобуржуазных революционеров (эсеров и анархистов), а также латышских буржуазно-националистических деятелей, выступавших по мере ослабления царского режима за создание буржуазного Латвийского государства, было в то время ничтожным, так как они не находили социальной почвы. Даже после подавления революции 1905 года вплоть до падения царизма Прибалтийские губернии (и в первую очередь Латвия) представляли собой бочку с порохом. Именно тогда в Латвии появились «лесные братья», которые, скрываясь в лесах, вели вооруженную борьбу против баронов и царских карателей. Сорок лет спустя это название подло присвоило себе антисоветское подполье из числа гитлеровских прислужников.

Напуганные небывалым размахом революционного движения в Латвии, царский режим и местные немецкие бароны пошли на некоторые уступки в земельном вопросе, а также стали допускать латышей-собственников к участию в решении некоторых внутренних вопросов на уровне местного самоуправления. В итоге стал численно расти слой латышской национальной буржуазии (в основном мелкой и средней). Как результат, усилились позиции мелкобуржуазных и националистических партий.

Тем не менее, в годы Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны в России латышские части бывшей царской армии, как известно, практически в полном составе и организованно встали на сторону Советской власти. Они были одним из ударных отрядов Рабоче-крестьянской Красной Армии. В самой Латвии только подавляющее превосходство в силах иностранных интервентов позволило латышской буржуазии захватить власть. Для укрепления своей социальной базы она провела в 1922 году аграрную реформу по разделу баронских имений. Благодаря аграрной реформе количественно, материально и политически усилилось кулачество. Кроме того, резкое падение промышленного производства в городах из-за длительных военных действий и выхода из единой российской экономики привело к уходу из страны крупного нелатышского капитала. Это создало почву для развития латышского городского и полугородского буржуазного класса (домовладельцы, лесопромышленники, владельцы предприятий по переработке сельхозпродуктов).

Все это, плюс усиленная националистическая пропаганда правительства, уход во время гражданской войны в Россию значительной части наиболее идейных и закаленных пролетарских революционеров, а также безудержный террор буржуазных властей против «государственных изменников» сделало свое дело: за 20 лет своего классового господства латышская буржуазия приобрела значительную социальную базу в городе и селе. Поэтому не стоит удивляться, что дети и внуки некоторых революционных борцов 1905 года в 1941 году надели форму айзсаргов (военизированные формирования буржуазной партии «Крестьянский союз») и эсэсовцев. Удельный вес городского и сельского пролетариата в населении Латвии к 1940 году упал по сравнению с 1905 годом от 77% до 39%, то есть почти в два раза, а победа пролетариата в битвах 1940-1949 годов тем не менее не сломала хребет латышской реакции, которая в видоизмененной форме возродилась и укрепилась после контрреволюции в Советском Союзе в период хрущевско-брежневского ревизионизма, когда стали грубо извращаться ленинские принципы национальной политике. Благодаря этому буржуазная реакция вновь одержала временный реванш. Как и в начале 20-х годов наибольший удар пришелся на городской рабочий класс. Однако все попытки буржуазии полностью размыть его на мелкую буржуазию и люмпен-пролетариат обречены на провал. Более того, несмотря на все многочисленные провокации последних лет, национализм в широких слоях населения Латвии медленно, но неуклонно теряет влияние.

Примечателен тот факт, что в возложении цветов к памятникам советским воинам, освободившим Латвию от фашистов, 9 мая 2005 года приняло участие латышей даже больше, чем русских, что было отмечено как российским телевидением, так и радио «Свобода». Это указывает на то обстоятельство, что, несмотря на стремление латышской и российской буржуазии расколоть трудящихся Латвии по национальному признаку, они, независимо от национальной принадлежности, все больше осознают, что их действительным врагом является латвийская и российская буржуазия, а не угнетенные массы других национальностей в Латвии и за рубежом.

Марксистский клуб «Орион»

Рига

Гостевая книга

Форум