PG_020

    План советских ревизионистов узаконить современный ревизионизм на Московском совещании 1957 года провалился. Поэтому хрущёвцы поставили вопрос о необходимости созыва нового Совещания представителей коммунистических и рабочих партий якобы для обсуждения «проблем движения», возникших после 1957 года. В 1960 году ЦК КПСС в инициативном порядке предложил провести такое Совещание в Бухаресте во время работы III съезда Румынской Рабочей партии. Мы поддержали это предложение и дали согласие направить свою делегацию на самом высоком уровне.
    В феврале 1960 года мы с Мехметом Шеху выехали в Москву для участия в совещании представителей социалистических стран по сельскохозяйственным вопросам и в совещании Политического Консультативного комитета Варшавского договора. В аэропорту к нам подошёл работник аппарата ЦК КПСС с поручением от Микояна.
    - Товарищ Микоян желает встретиться с Вами по очень важному делу, - сказал он.
    Такая поспешность показалась мне странной. Ведь Микоян мог бы встретиться со мною позднее, без спешки. Мы намеревались пробыть в Москве несколько дней.
    - Хорошо, - ответил я. - Но при разговоре будет присутствовать и Мехмет Шеху.
    На этом я настаивал сознательно, так как знал, что Микоян будет говорить на щекотливые темы. Тем более, я уже знал наверняка, что Микоян является отъявленным антимарксистом и антиалбанцем.
    На следующий день нас доставили на дачу Микояна. Без всяких предисловий Микоян приступил к сути разговора.
    - Ставлю вас в известность, что речь пойдёт о наших разногласиях с Коммунистической партией Китая. Мы решили рассказать об этом только первым секретарям братских партий. Вот почему я был против присутствия при разговоре товарища Мехмета.
    - Я могу уйти, - предложил Мехмет Шеху.
    - Оставайтесь, - разрешил Микоян.
    Микоян пытался внушить нам, что КПСС стоит на принципиальных ленинских позициях и поэтому не может мириться с отклонениями Китая от марксизма-ленинизма. В доказательство неправильности позиций китайского руководства Микоян привёл ряд тезисов, пропагандируемых китайскими руководителями. В частности, плюралистическую теорию «ста цветов», «большого скачка» и обратил внимание на раздувание культа Мао. По этим фактам мы были согласны с Микояном.
    - Мы твёрдо следуем теории марксизма-ленинизма и не собираемся подменять её какой-либо доморощенной фантазией, - сказал я Микояну. - С концепцией «ста цветов» мы были не согласны изначально.
    Микоян, спекулируя на теме разговора, пытался поливать грязью китайских руководителей.
    - Мао отличается от Сталина лишь тем, что он не репрессировал своих противников, - тявкнул он, как бы между прочим. - Вот почему я и Хрущёв боялись возражать Сталину. Однажды мы с Хрущёвым решили подготовить покушение на жизнь Сталина, но потом отказались от своих замыслов. Мы побоялись, что народ и партия не поймут нас и осудят, ведь авторитет Сталина в партии и в массах был чрезвычайно высок.
    Мы выслушали Микояна, пропустив мимо ушей его клевету на Сталина, и я ответил:
    - Ваши разногласия с Коммунистической партией Китая являются весьма серьёзными. Почему вы позволили им усугубиться? Думаю, что разрешать их вы должны в двусторонних дискуссиях с китайскими товарищами и без нашего участия на данном этапе.
    - Мы так и поступим, - сказал Микоян. - Прошу не передавать содержание нашего разговора никому, даже членам вашего Политбюро.
    Мы поняли, что разногласия КПСС и КПК зашли очень далеко. Зная Хрущёва и Микояна, мы подозревали, что критика со стороны КПСС вызвана отнюдь не принципиальными позициями её руководства в части соблюдения норм марксизма-ленинизма.
    В тот период китайское руководство по ряду принципиальных вопросов занимало более правильные позиции, чем хрущёвцы. Более того, КПК правильно оценивала ревизионистскую суть хрущевцёв с теоретической точки зрения и вполне справедливо выступала против действий советских ревизионистов.
    Мы всё-таки обсудили на заседании Политбюро суть нашей беседы с Микояном, но сделали это деликатно и осторожно, памятуя о просьбе советских руководителей не разглашать данную тему в более широких партийных кругах. Скрыть от наших товарищей беседу с Микояном мы тоже не имели права по нашим партийным нормам и правилам.
    Весной того же года Гого Нуши, находившийся в Пекине на сессии Генерального Совета Всемирной Федерации профсоюзов, поставил нас в известность радиограммой о разразившемся там скандале между советской и китайской делегациями. Китайская делегация выступила против ряда положений доклада, навязанного советскими ревизионистами. В частности, ими резкой критике были подвергнуты тезисы хрущёвцев о «мирном сосуществовании», о «войне и мире», о взятии власти «мирным путём» и ряд других.
    Китайские товарищи пригласили ряд делегатов (в том числе из числа руководителей коммунистических и рабочих партий) на ужин, где изложили свою позицию по сути проекта доклада. По этому вопросу выступили Лю Шаоци, Дэн Сяопин и Чжоу Эньлай.
    Однако приглашённые на ужин делегаты, в большинстве своём, отказались обсуждать предложенные китайскими товарищами вопросы, отнеся их к компетенции партий, а не Генерального Совета Всемирной Федерации профсоюзов. Чжоу Эньлай от имени своих товарищей согласился с этим мнением, но заявил, что китайские товарищи найдут другой случай вернуться к обсуждению этих вопросов.
    Обострение этих разногласий и усиление ревизионистских интриг со стороны хрущёвцев поставили под сомнение целесообразность проведения Бухарестского совещания, которое могло завести в тупик всех его участников или провалиться. Со стороны ряда партий поступили предложения отложить проведение этого Совещания на более позднее время. Об этом нас письменно уведомили советские руководители. Правда, хрущёвцы предложили собраться в Бухаресте в намеченный ранее срок, но обсудить при встрече только дату и место проведения этого Совещания. Кроме того, они предложили также обменяться мнениями по ряду вопросов, не принимая при этом никаких решений. Мы согласились с этим предложением и решили направить в Бухарест делегацию во главе с товарищем Хюсни Капо, который официально направлялся туда для участия в работе съезда Румынской Рабочей партии.
    Я и ряд других наших товарищей решили не ехать в Бухарест сознательно, так как были уверены, что хрущёвцы будут навязывать там обсуждение разногласий между Китаем и Советским Союзом. В этой ситуации мы могли оказаться в неловком положении, так как официально мы были ознакомлены только с мнением советских руководителей и не были знакомы с мнением китайской стороны. Кроме того, эта тема затрагивала ряд принципиальных вопросов международного коммунистического движения теоретического и практического характера. Следовательно, мы должны были основательно подготовиться к разговору и обсудить нашу позицию на Пленуме Центрального Комитета. Для этого требовалось значительное время.
    Именно поэтому представлять Албанию на Бухарестской встрече было поручено товарищу Хюсни Капо, без права принимать какие-либо решения в рамках её работы. По вопросам международных отношений у нас появились дополнительные мнения после проведения Парижской конференции.
    В Парижской конференции 16 мая 1960 года должны были принять участие главы правительств Советского Союза, Франции, США и Великобритании. Но конференция фактически провалилась из-за провокации США против Советского Союза. 1 мая 1960 года американский самолёт-шпион «У-2» вторгся в воздушное пространство Советского Союза и был сбит ракетой советских ПВО.
    Как показали дальнейшие события, хрущёвцы действительно готовили заговор на Бухарестской встрече. На это заранее указывал ряд фактов.
    Когда Гого Нуши возвращался из Пекина в Албанию (через Москву), Брежнев, который к тому времени стал Председателем Президиума Верховного Совета, настоятельно предложил встретиться. Во время встречи он пытался обработать нашего товарища по вопросу советско-китайских отношений. За несколько дней до отъезда товарища Хюсни в Бухарест из Москвы поступила радиограмма от Мехмета Шеху, который находился там на лечении. Мехмет Шеху сообщал о неожиданном «визите» к нему Косыгина. Целью «визита» также была «обработка» в части советско-китайских разногласий.
    - Мы не сделали ни одной уступки китайцам, ни одной, - твёрдо заявил Косыгин. - Мы довольны героическим поведением вашего товарища Лири Белишовы в Пекине. Советник нашего посла сообщил нам детали по этому факту.
    Мехмет Шеху ещё не знал о кознях Лири Белишовы в Китае, но интуитивно ответил Косыгину правильно и резко:
    - Мне неизвестно ничего, что говорила вам Лири Белишова или кто-либо ещё. Но я знаю другое - Микоян просил не передавать содержание нашей беседы с ним никому.
    Обработка албанских товарищей велась и непосредственно в Тиране. Советский посол Иванов почти ежедневно посещал наших товарищей и прощупывал ситуацию, пытаясь повлиять на них исподволь.
    Однажды он зашёл ко мне и завёл разговор о Парижской конференции. Он, повторяя слова Хрущёва, расхваливал Парижскую конференцию, утверждая, будто она гарантирует незыблемый «мир во всём мире». Он, по-видимому, совсем забыл, что незыблемого мира на земле не может быть до тех пор, пока существует капитализм. Именно капитализм является источником войн на Земле. Кстати, несмотря на инцидент со шпионским самолётом Хрущёв поехал в Париж.
    - От этой конференции не будет никакого толка. Но я не могу запретить советским руководителям ездить куда-либо и встречаться с кем угодно. Империалисты были, есть и будут агрессорами, опасными для всех народов и социалистических стран в особенности. Парижская конференция изменить чего-либо существенно не сможет. Пустая затея! - заявил я советскому послу во время нашей беседы.
    Практика подтвердила мою правоту. Представители США вели себя на конференции чрезвычайно нагло. Они не только не принесли извинений за вторжение своего самолёта-шпиона, но заявили, что будут наращивать шпионские действия против СССР. Хрущёв уехал из Парижа крайне раздражённым.
    Иванов вновь появился у меня.
    - Товарищ Энвер, вы были совершенно правы в отношении империалистов США, - сказал он. - Вы читали заявление Хрущёва по этому поводу?
    - Да. Я читал заявление Хрущёва. Странно, что руководитель крупной коммунистической партии до этого не знал, что империалисты по своей сути не могут быть «миролюбивыми» и «разумными».
    Бухарестское совещание вошло в историю коммунистического и рабочего движения чёрным пятном. Хрущёвцы обманули своих товарищей из других стран. Встречу в Бухаресте они устроили, чтобы сколотить «единый блок» перед Совещанием всех партий, чтобы собрать силы в кулак для установления железного ревизионистского порядка в «своём» стане.
    Но хрущёвцы были уверены, что под их иго не пойдут две партии - Албанская партия Труда и Коммунистическая партия Китая. Они опасались, что мы разоблачим их ревизионистскую суть открыто и решительно, а это создаст сложности для их контрреволюционных планов. Правда, Албанию хрущёвцы недооценивали. Они рассчитывали, что маленькая страна очень скоро сдаст свои позиции под их нажимом, что Албании некуда деваться без сильного покровителя.
    Все партии стран народной демократии направили в Бухарест первых секретарей. Состав нашей делегации не понравился Хрущёву, и он раздражённо спросил:
    - Почему не приехал товарищ Энвер? Передайте ему, чтобы он немедленно выехал.
    - Товарищ Энвер не приедет в Бухарест, - ответил Хюсни. - Он приедет только на Совещание, дату которого мы должны установить на этой встрече.
    Наши подозрения по поводу истинной сути встречи в Бухаресте подтвердились дальнейшими событиями. Хрущёв жёстко поставил на обсуждение вопрос о разногласиях между Советским Союзом и Китаем в русле политики советских ревизионистов. Более того, Хрущёв потребовал от собравшихся не только обсудить этот вопрос, но и принять «решение». Он потребовал от других партий безоговорочно подчиниться воле советских ревизионистов и осудить «грубые ошибки Китая».
    Узнав об этом, я внёс данный вопрос на обсуждение Политбюро. О тактическом «мире» с хрущёвцами уже не могло быть и речи. Мы вступили в полосу принципиальной борьбы с советскими ревизионистами. Предстояла трудная, долгая и полная жертв и тяжёлых последствий борьба, но мы были уверены, что мы победим, так как правда была на нашей стороне, на стороне марксизма-ленинизма.
    На первом совещании, организованном Хрущёвым, товарищ Хюсни Капо от имени нашей партии дал решительный отпор советским ревизионистам. Он действовал в соответствии с нашими указаниями, которые мы отправляли ему ежедневно радиограммами. Он выступил в защиту Китая и высказался против продолжения совещания за рамками предварительной договоренности. Для Хрущёва это оказалось неожиданным. Хрущёв буквально взбесился, потеряв в гневе контроль над своими действиями. В свою очередь, наш товарищ продолжал упорно и хладнокровно проводить линию нашей партии.
    В основном критика Хрущёва была направлена против главы китайской делегации Пэн Чжэня. Но всем было ясно, что Хрущёв завуалировано пытался нанести удар по позициям нашей партии, выставляя нас сообщниками Китая.
    - Вы, товарищ Пэн Чжэнь, - заявил Никита Хрущёв, - вчера проигнорировали вопрос о мирном сосуществовании. Вы подтверждаете это, товарищ Капо?
    - Я представляю Албанскую партию Труда, - ответил ему Хюсни. - А вы задаете вопрос Пэн Чженю по поводу его позиции. Вот и спрашивайте у него.
    - Мы не в состоянии договориться с Мао Цзэдуном и другими китайскими руководителями, - в очередной раз сделал трюк Хрущёв. - Может быть, Вас послать в качестве посредника в Китай, товарищ Капо?
    - Я являюсь представителем Албанской партии Труда и признаю приказы только своей партии, - отрезал ему Хюсни. - Ваши приказы на меня не распространяются. Я их не признаю и не принимаю.
    Товарищ Хюсни упорно продолжал проводить линию нашей партии. Он отверг предложение Хрущёва обсуждать советско-китайские разногласия на данной встрече и одновременно подверг критике попытку китайских руководителей вынести эту тему на обсуждение профсоюзных делегаций. Заговор хрущёвцев оказался под угрозой провала. Тогда хрущёвцы перешли к индивидуальной обработке делегатов, используя шантаж и угрозы. Наибольшую активность в этом проявлял Андропов, искушенный в закулисных махинациях и интригах. Он сосредоточил свои усилия на албанской делегации. В этой гнусной обработке делегатов советские использовали также разного рода сомнительных личностей из других стран. В частности, наших делегатов Андропов посетил вместе с неким Мадъероша, который без умолку тараторил о «правильности марксистско-ленинской линии КПСС».
    В дни работы бухарестской встречи наше Политбюро заседало часто. Мы анализировали ситуацию, консультировали Хюсни Капо и делали выводы по ходу разворачивающихся событий.
    Мы пришли к окончательному выводу, что имеем дело с заговором советских ревизионистов, которые пытаются утвердить свои господствующие позиции в международном коммунистическом движении. Это заставило нас решительно выступить против советских ревизионистов, не боясь, что мы можем оказаться в значительной изоляции.
    Наша делегация в Бухаресте встала на защиту китайской позиции против советского ревизионизма. На тот момент наше решение было правильное. Правда, у нас были определенные претензии к Мао Цзэдуну и другим китайским руководителям, к VIII съезду Коммунистической партии Китая. Но после 1957 года создалось впечатление, что китайские коммунисты преодолели свои оппортунистические ошибки. Мы всегда придерживались взглядов, что сами по себе ошибки не являются чем-то преступным и опасным, если они признаются и исправляются. В результате подобной борьбы со случайными собственными ошибками партия становится крепче и уверенно идёт вперёд. Именно с этих позиций мы оценили тогда происшедшие изменения в позиции Коммунистической партии Китая.
    В Китае в это время прекратились разговоры о VIII съезде партии, были осуждены «правые» взгляды Пэн Дэхуая, исчезла из пропаганды теория «ста цветов», открыто и резко бичевался югославский ревизионизм, активизировались публичные высказывания в защиту Сталина и рассматривался правильный подход к вопросам о войне и мире, о мирном сосуществовании, о революции и диктатуре пролетариата. Тем самым создавалось впечатление, что китайские руководители вышли на правильные марксистско-ленинские позиции.
    Хрущёвцы стали обвинять нас, что мы предали 200 миллионов советских товарищей в угоду 600 миллионам китайских, ища выгоду для себя. Это было необоснованной клеветой. Мы защищали Китай от нападок советских ревизионистов бескорыстно, не преследуя каких-либо экономических, финансовых, военных или каких-либо иных выгод для себя. Более того, из корысти нам было бы выгоднее встать на сторону Советского Союза. В этом случае Хрущёв незамедлительно предложил бы нам кредит и «помощь». Но в уплату за это мы потеряли бы самостоятельность своей партии, страны и народа. На это мы не могли пойти. Мы преследовали одну цель - отстоять чистоту марксистско-ленинских идей. Именно в результате этой позиции мы встали тогда плечом к плечу с Китаем против наступления советских ревизионистов на марксизм-ленинизм.
    Хрущёв не простил нам этого. Мы тоже не встали на колени перед советскими ревизионистами. Наше противостояние переросло в открытую борьбу. Советские ревизионисты усилили провокации против нас и на территории Албании. Сотрудники советского посольства стали более активно выступать с клеветой против линии нашей партии, стали вербовать агентов и вести антипартийную обработку населения нашей страны. Они пытались натравить наш народ на нашу партию, прикрывая свою враждебную деятельность демагогией о большой и бескорыстной помощи Албании со стороны Советского Союза. О помощи мы помним и ценим её, но помним о товарищеской помощи. Наш народ питает большое уважение к советскому народу, но это уважение не должно быть предметом политических спекуляций. Это уважение очень мешало нам дать резкий отпор представителям советских ревизионистов в Албании.
    Наша партия и весь албанский народ выступили сплочённой силой против натиска советских ревизионистов. Изменниками оказались лишь единицы. В частности, Лири Белишова и Кочо Ташко в эти дни суровых испытаний дрогнули и стали способствовать хрущёвцам в их борьбе против нашей партии и албанского народа. Позднее стало известно, что они стали прямыми агентами советских ревизионистов и вели подрывную деятельность в наших рядах. Эти изменники были изобличены нами и предстали перед всенародным судом.
    Одновременно советские ревизионисты оказывали всестороннее давление на Албанию извне - экономическое, политическое и военное.
    У нас с Советским Союзом был заключён договор о поставке зерна. Когда в Албании запасов зерна оставалось всего лишь на 15 дней, хрущёвцы в одностороннем порядке отказались выполнять этот договор. Над албанским народом нависла угроза массового голода. Пришлось в ущерб экономике страны закупить на валюту необходимое количество зерна во Франции. Французские торговцы попытались использовать наше положение, чтобы нажиться на нашей беде. Это ещё более усугубило наше бедственное положение, но мы выстояли.
    Напомню слова Хрущёва по поводу поставок нам зерна:
    - Не беспокойтесь о хлебе. Сажайте цитрусовые, ибо в них очень нуждается Советский Союз. Мы дадим Албании хлеба столько, сколько ей нужно. У нас крысы больше съедают зерна в хранилищах, чем его нужно всей Албании.
    Теперь Хрущёв забыл сказанные им слова и голодом всего албанского народа решил подчинить нас своему диктату. Таковой была циничная психология советских ревизионистов, предателей марксизма-ленинизма. К травле Албании советские ревизионисты стали всё активнее подключать своих единомышленников из стран народной демократии.

(Печатается с номера 7. Продолжение главы 12 в следующем номере)

Перевод с албанского под редакцией Алексея Данко

Гостевая книга

Форум