Роман Ильин, политзаключенный
ЭКСГУМАЦИЯ СОЦИАЛИЗМА
Публикацией в газете «Голос труда» от 1 февраля 2007 года под названием «Пролетариат – могильщик социализма» мой подельник Игорь Данилов положил начало дискуссии, не утихающей до сих пор. Данилов утверждал, что в годы «перестройки» рабочий класс СССР поддержал рыночные преобразования – введение хозрасчета, акционирование предприятий, приватизацию и т.д. Возражения Данилову под заголовком «Пролетариат остается могильщиком капитала» опубликовал Александр Лобанов в газете «Мысль» №8 за 2007 год. Еще один мой подельник Андрей Яковенко пишет: «Обобществленное производство не смогло породить общественного совокупного рабочего, который производит общественный продукт для удовлетворения разумных потребностей всего общества, через обобществленный труд. Советские рабочие так и не поняли, что это такое. И партфункционеры не поняли или не захотели понять». (Ниже мы подробно остановимся на «непонятливости» партфункционеров – прим. Р.И.) Наконец, в газете «Дуэль» №5 (554) за 2008 год в защиту Данилова публикацией «Поработал ли рабочий класс на контрреволюцию?» выступила Л. Прибыткова. Она говорит о рабочем классе: «он «купился» на красивые мыльные пузыри – «демократию», «социализм с человеческим лицом», «самоуправление» - и поддержал псевдодемократов – контрреволюционеров (активно или пассивно, это другой разговор)». Однако существовала ли в то время у рабочего класса СССР потребность в демократических правах (слова, печати, организаций) или же ее вовсе не было? Ниже рассмотрим и этот вопрос.
Получается, что Данилов, Яковенко, Прибыткова и развивавший еще ранее такие идеи киевский теоретик Провозин подготовили, если можно так выразиться, «обвинительное заключение» по «уголовному делу рабочего класса в СССР». За то, что рабочий класс «угробил социализм», предлагается навсегда лишить его звания самой передовой общественной силы. Отсюда следуют далеко идущие выводы. Например, само понятие «диктатуры пролетариата» следует отправить на идеологическую свалку как понятие, не оправдавшее себя. А в качестве пути к социализму придется, очевидно, как полагает газета «Совет рабочих депутатов», отдать всю власть в руки «Красного Монарха», который станет справедливым заступником убогих работяг и, надо полагать, вопреки их глупости и жадности, приведет их таки к коммунизму… Никаких других выводов сделать из поддержанной Даниловым и Яковенко теории не получается.
Обвинение подписано, дело за приговором. Предлагаю уважаемым читателям побыть на данном «судебном процессе» присяжными заседателями. Автор же готов взять на себя неблагодарную роль адвоката.
По большому счету, вынося обвинение, Данилов и Яковенко исходят из следующих предпосылок:
1) не стало социализма;
2) имели место забастовки рабочих.
Но представим себе достаточно банальную ситуацию: куда-то исчез гражданин Иванов, а его сосед Сидоров застигнут в забрызганной кровью одежде. И сколько бы ни доказывал Сидоров, что на самом деле он убил укусившую его в задницу паршивую собачонку, – едет он «в дальний путь на долгие года…»
Возражая Лобанову, Л. Прибыткова пишет: «Рабочие ждали, рабочие надеялись… Замечу, кстати: пока друзья Лобанова ждали и надеялись, такие, как Данилов уже вступили в смертельную схватку с антинародной властью, за что и были отправлены за решетку на длительные сроки». В этом свете, действительно, в ходе нашего «судебного следствия» было бы весьма нелишним выяснить, какой именно борьбой занимались в то переломное время нынешние политзаключенные, выступающие в роли обвинителей рабочих. Полагаю, что мне, в качестве товарища и подельника Данилова и Яковенко, не будет предосудительно об этом рассказать. Революционная биография Игоря Данилова берет свое начало в 1985 году, когда, он, будучи студентом-первокурсником, в своем родном городе Бирске сделал ночью на здании КГБ надпись красной краской: «Смерть капитализму!», за что и был впервые арестован по обвинению в «хулиганстве». Давайте сопоставим этот факт с сегодняшними утверждениями Данилова о том, что социализм был разрушен рабочими с помощью забастовок, которые начались, как мы помним, летом 1989 года. Против какого же капитализма протестовал Данилов в 1985 году? Запомним это немаловажное обстоятельство.
Андрей Яковенко в 1988 году вступил в КПСС. Именно в этом году, как нам известно, состоялся знаменитый XXVIII съезд КПСС, абсолютным большинством голосов принявший решение о переходе к рыночной экономике. За что он и получил впоследствии название «съезда предателей». Тот факт, что «социалистического» рынка быть не может, потому что он может быть только капиталистическим, - основная масса членов КПСС уразумела несколько позднее. Понимал ли это тогда сам Яковенко? – Позволю себе усомниться в этом. Яковенко сетует на то, что «рабочие не боролись, не создавали отряды Красной Гвардии, а ждали распоряжений ГКЧП». Призывал ли рабочих к созданию таких отрядов, повинуясь долгу коммуниста, сам Яковенко, посещал ли с этой целью предприятия? – полагаю, что в таком случае он был бы немедленно, как минимум, исключен из КПСС, - но такого факта в его биографии не отмечено.
У меня на родине, в городе Горьком (переименованном как раз тогда в Нижний Новгород) в 1990 году были созданы формирования «рабочей милиции» из рабочих Автозавода, которые были привлечены к патрулированию улиц. Кто и зачем создавал тогда эту «милицию» – доподлинно неизвестно. Предположительно, - это было организованное кем-то из функционеров КПСС «спускание пара» рабочего недовольства, тем более, что работы на предприятии уже стало не хватать. В переломные дни августа 1991 года эта «милиция» никак себя не проявила. Можно не сомневаться, что никаких указаний в адрес этих формирований со стороны ГКЧП не поступило, что лишний раз подтверждает: ГКЧПисты были не более чем выставленными на публику клоунами в гнусном фарсовом спектакле, за кулисами которого происходила ликвидация партии КПСС ее же собственной переродившейся верхушкой.
В Москве в 1992 году была сформирована весьма многочисленная и боеспособная дружина «Трудовой России» под командованием Виктора Михайловича Петрова, состоявшая преимущественно из представителей рабочего класса. «Тренированные» баркашовцы при появлении этой дружины разбегались как тараканы. Даже после подавления восстания 3-4 октября 1993 года дружина продолжала активные действия против антинародного режима. Из ее числа были первые в постсоветской России политзаключенные – Сергей Лундин и Аркадий Пилипенко (командир молодежного подразделения, бывший учащийся ПТУ).
Существовали аналогичные факты и в других городах. Но, видимо, эти факты кажутся Яковенко недостаточными для того, чтобы признать за рабочими классовую сознательность и революционную активность. А, возможно, что ему и неизвестны все подробности происходивших в начале 90-х годов событий. Возможно, что о фактах борьбы советского рабочего класса в начале 90-х он имеет довольно таки смутное представление.
А между тем рабочий класс СССР, создавший тяжелым (практически бескорыстным) трудом и энтузиазмом социалистический промышленный базис, - не мирился даже с первыми признаками капиталистической реставрации, проводимой руководством КПСС. Причем факты этого сопротивления имели место не только на рубеже 80 – 90-х годов, но и намного раньше – в начале 60-х.
Предлагаю присяжным заседателям на время покинуть зал суда и выехать к месту захоронения трупа «советского социализма», якобы убитого жадными рабочими. Там мы извлечем труп из могилы и рассмотрим, чем он на самом деле окажется.
Начало капиталистическим нововведениям в социалистическую экономику Советского Союза было положено экономической реформой Хрущева 1956 года. Вот что писал об этом еще в 1972 году в своей книге «Реставрация капитализма в СССР» председатель Марксистско-ленинской партии Германии, бывший узник нацистских лагерей Вили Диккут: «Основной экономический закон социализма основан на борьбе рабочего класса под руководством коммунистов за максимальное удовлетворение постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества. В этой борьбе Советский Союз, управляемый КПСС под руководством Ленина и Сталина, достиг существенных успехов, несмотря на исходящую от империалистических стран постоянную угрозу.
После захвата власти мелкобуржуазные бюрократы в Советском Союзе постепенно отменили основной закон социализма и заменили его основным законом капитализма, основанным на борьбе капиталистического класса за получение максимальной прибыли.
Сначала были сделаны уступки стремлению бюрократов к личной выгоде на заводах, в колхозах и совхозах. Это им обеспечило далеко ведущие преимущества.
В феврале 1957 года ЦК КПСС распустил ряд центральных промышленных министерств. Заводам и административным органам в различных регионах была предоставлена свобода распоряжения производством.
Региональные бюрократы воспользовались этим и начали регулировать производство в интересах своей личной прибыли. Результаты этого были бедственны, отразившись на поставках товаров населению. Значительные растраты сырья. Низкое качество продукции, волокита с введением новых технологий – все это было результатом начала реставрации капитализма.
Так же, как и прежде, выполнение плановых задач и соответствующее распределение фондов по заводам определялось по количеству произведенных товаров (исчисляясь обычно в тоннах). Поскольку руководителей в первую очередь интересовали высокие премии, получаемые за достижение целевых показателей, следствием было низкое качество продукции и растрата сырья.
Особенно серьезны были последствия в сфере производства и обеспечения народа товарами народного потребления. Низкое качество и нерегулярность поставок начали вызывать такое недовольство населения, что даже ревизионистские лидеры КПСС не могли не признать существование этих пороков».
Давайте задумаемся вместе с Яковенко, Даниловым и Прибытковой: почему вызванные капиталистическими реформами дефекты экономики (а дефицит товаров потребления к концу 80-х годов стал тотальным) руководство КПСС пыталось «лечить» усугублением капиталистических же реформ? Разве рабочий класс вынуждал проводить такую политику?
Премиальное «стимулирование» руководителей предприятий разрушительно сказывалось на экономике в целом; последствия этого вызывали недовольство населения, не исключая, в том числе, рабочих и их семей: «Особо серьезной проблемой при Хрущеве была наряду с низким качеством товаров, растрата материалов. Это происходило вследствие того, что цели производства для многих продуктов считались достигнутыми или перевыполненными при расходовании на производстве определенного количества материала. Чем больше материала пропадало впустую, тем скорее выполнялся план и тем больше премий получали руководители».
После хрущевских реформ социально-экономическая модель в СССР выглядела так: «В Советском Союзе бюрократы в партийном, государственном и хозяйственном аппарате контролируют наиболее важные средства производства, банки, торговые организации и транспортные средства. Экономическая и политическая власть не отдельны друг от друга, какими они кажутся в западных государственно-монополистических странах. И экономическая, и политическая власть находится в руках ведущих партийных и правительственных бюрократов. Они непосредственно управляют средствами производства, так же, как государственным аппаратом.
Партийная, государственная и хозяйственная бюрократия может физически считаться совокупным владельцем средств производства, и она требует для себя соответствующей доли прибыли. Дивиденд зависит не от того, кто, сколько имеет акций, а от положения в партийной и государственной бюрократии. Быть членом КПСС – фундаментальное условие вхождения в круг владельцев средств производства. Все остальное зависит от подъема по карьерной лестнице партийного и государственного аппарата. <…>
В Советском Союзе прибыль, полученная от трудящихся, делится между руководителями, с одной стороны, и партийными и государственными бюрократами – с другой. Последние назначают руководителей предприятий и могут уволить их.
Предприятия обязаны платить государству установленный процент от стоимости средств производства, как налог на производственный фонд. Налог на производственный фонд изменяет даровой характер авансирования производственного фонда. Партийные и государственные бюрократы расценивают средства производства как свою собственность, которую они, так сказать, авансируют предприятиям. Поэтому они заинтересованы в постоянном расширении средств производства (основного производственного фонда), так как это увеличивает их прибыль».
По этой причине в ревизионистском СССР и странах «народной демократии» все большая и большая часть прибавочной стоимости (фонда накопления) использовалась для инвестиций в расширение основного производственного фонда, и все меньшая – на расширение основного непроизводственного фонда (здравоохранение, культура, социальное обеспечение).
Карл Маркс в «Критике Готской программы» писал о расширении основного непроизводственного фонда при социализме: «… Во-вторых, то, что предназначается для совместного удовлетворения потребностей, как-то: школы, учреждения здравоохранения и так далее.
Эта доля сразу же значительно возрастет по сравнению с тем, какова она в современном обществе, и будет все более возрастать по мере развития нового общества».
Совершенно противоположным образом дела обстояли после отмены социализма и установления бюрократического монополистического капитализма вследствие стремления к максимальной прибыли. Соответственно, все более возрастала прямая и косвенная эксплуатация рабочих.
«В ходе реставрации капитализма в Советском Союзе социалистический принцип производительности труда был постепенно упразднен и заменен капиталистическим. Движущей силой в этом процессе было достижение максимальной прибыли через повышение производительности труда. Социалистическое сознание масс систематически подрывалось материальным стимулированием и различными формами давления, применяемого к трудящимся ради повышения производительности труда».
Фактически начала вводиться такая же потогонная система, как и в капиталистических странах. И рабочие, разумеется, прекрасно это понимали. «Тыщу двести сорок дырок просверлил за смену я», - пел по этому поводу Ю. Шевчук. Поэтому принципиальной для себя разницы между советским строем и капитализмом рабочие не ощущали, да ее к середине 80-х годов уже и не было. Вот и ответ на вопрос о том, почему в конце 80-х стали возможны забастовки с требованиями перехода «на полный хозрасчет» и акционирование. Если бы существовал настоящий социализм, а не замаскированный демагогией ревизионистов госкап, - разве мог бы рабочий класс равнодушно относиться к его завоеваниям и не защищать их?
Наиболее значимой реакцией советского рабочего класса на введение капиталистических механизмов явились трагические события 1962 года в Новочеркасске. Упоминание о них в коммунистической прессе до сих пор можно встретить довольно редко. Видимо, потому, что очень уж не хочется ломать сложившийся в массовом сознании стереотип советской действительности начала 60-х: провозглашение (как выяснилось демагогическое) курса на строительство коммунизма, полет Гагарина, поддержка Кубинской революции, кукуруза, Шурик и Дуб сдают экзамены, Хмырь и Косой связывают Доцента… Но если историческую правду замалчивать, вместо того, чтобы говорить о ней открыто и при этом ее анализируя, то она будет за себя жестоко мстить. Конкретно тем, что классовый враг будет использовать ее в своей пропаганде, не встречая отпора.
Наиболее подробные и объективные воспоминания о новочеркасских событиях оставил Петр Петрович Сиуда, на тот момент 20-летний рабочий, избранный в члены забастовочного комитета (за что ему пришлось отбыть 10 лет лагерей). Кроме того, за время моего пребывания в местах лишения свободы мне встречались два человека, проживавших на тот момент в Новочеркасске. Они застали эти трагические события, еще будучи детьми, но могли довольно подробно о них рассказать.
В 1962 году Совмин СССР объявил о «временном» повышении цен на основные продукты питания: мясо, рыбу, масло, молоко и т.д. До этого при Сталине, когда целью социалистической экономики было удовлетворение возрастающих потребностей общества, - цены неуклонно снижались. Хрущевская реформа переориентировала экономику на получение прибыли, соответственно, изменилась и ценовая политика. А положение рабочих Новочеркасского электровозостроительного завода усугублялось еще и задержками по зарплате. С утра рабочие к работе не приступили, а стали собираться кучками в цехах и обсуждать объявленное подорожание. Появился директор завода, интересующийся в чем дело. Выслушав рабочих, он небрежно бросил: «Нет денег на колбасу – жрите пирожки с ливером». Как вспоминал П.П. Сиуда, именно эта фраза (вполне достойная эксплуататоров прошлой эпохи, но и ничуть не удивительная в устах хрущевского номенклатурщика) переполнила чашу терпения рабочих. На заводе вспыхнула забастовка. Был избран стачечный комитет. В тот же день забастовка перекинулась и на другие предприятия Новочеркасска. На следующий день бастовали практически все предприятия города. Прошли выборы общегородского стачкома, разработавшего требования рабочих к правительству СССР. Было решено проводить забастовку под лозунгами возвращения к подлинному марксизму-ленинизму. Таким образом, рабочие заявили решительный протест против ревизионистской линии руководства КПСС, взявшего курс на капиталистическую реставрацию. Было составлено обращение к трудящимся СССР, разосланное телеграфом во многие другие регионы.
Между тем, в ЦК КПСС уже было принято преступное решение о силовом подавлении забастовки, чрезвычайно быстро перешедшей от экономических требований к политическим. Что указывает на очень высокий уровень классового самосознания советского рабочего класса в то время. С первого дня забастовки среди рабочих начали шнырять переодетые сотрудники и агенты КГБ, которые очень подробно фотографировали все происходящее мини-фотоаппаратами, вмонтированными в зажигалки и другие мелкие предметы. Городской стачком принял решение о проведении мирной демонстрации – шествии к горкому КПСС. Сейчас известно, что приказ о расстреле демонстрации, на которую вышли рабочие и члены их семей, был отдан лично Анастасом Микояном. Однако местный военный гарнизон отказался выполнять этот преступный приказ. Тогда в Новочеркасск была срочно переброшена десантная бригада из Чечни. Когда демонстрация подошла к стоявшему на центральной площади двухэтажному зданию горкома, из верхних окон ударили автоматные очереди. Стреляли, предположительно, сотрудники КГБ в провокационных целях, как это обычно и делается. Сразу появилось много убитых, - в том числе мирно наблюдавшие за происходящим работницы расположенной на углу площади парикмахерской, а также сидевшие на деревьях дети. Толпа ворвалась в здание горкома, и в ответ на это десантники устроили на площади бойню. Рабочие и члены их семей расстреливались автоматными очередями. Сохранилось не мало жутких свидетельств о подробностях этой расправы. Например: шокированный происходящим майор наступил в лужу крови из убитой 5-летней девочки. Ему стали кричать: «Смотри, сволочь, в чем ты стоишь!» Майор вынул пистолет и застрелился на месте.
Из участников забастовки десять человек, признанных судом организаторами, были приговорены к высшей мере и расстреляны; десятки – осуждены к длительным срокам лишения свободы. Этому кровавому преступлению хрущевских ревизионистов до сих пор не дано надлежащей оценки нынешним комдвижением.
Разумеется, возникает вопрос: являлись ли новочеркасские события стихийным выступлением советского рабочего класса, или же они были организованы какой-то политической силой? Имеется информация о том, что в Новочеркасске и Ростове в те годы существовала подпольная леворадикальная группа, участники которой оказали забастовщикам помощь, по крайней мере, в формулировании требований и составлении документов. Однако всероссийской, или хоть сколько-нибудь широкой политической организации, стоящей на позициях неизвращенного марксизма-ленинизма в то время в СССР не существовало, поэтому рабочие выступления не координировались. Помимо Новочеркасска, забастовки в 1962 году произошли, по крайней мере, в двух городах: Уфе и Харькове. Отсутствие организации с неизбежностью привело к тому, что советский рабочий класс потерпел поражение от ревизионистов.
Подавив новочеркасское выступление, руководство КПСС продолжило курс на поэтапную реставрацию капиталистических принципов функционирования экономики, но урок этот для ревизионистов даром не прошел. Во избежание повторения рабочих выступлений они установили в стране бюрократическую диктатуру.
Вот что пишет об этом В. Диккут: «В Советском Союзе сегодня рабочий класс борется в более тяжелых условиях, чем в западных монополистически-капиталистических странах, так как ему даже не предоставлены немногие буржуазно-демократические права. Аппарат профсоюзов прочно удерживают в своих руках бюрократы. Нет практически никакой свободы ассоциаций и никакого права на забастовку.
Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик от 25 декабря 1958 года были созданы новым капиталистическим классом Советского Союза как инструмент власти для защиты своего господства. Любая их критика, следовательно, рассматривается как «антисоветская агитация и пропаганда» и числится среди «особо опасных государственных преступлений». Это означает, что для советского рабочего класса не существует свободы слова и печати. Но уголовные кодексы, принятые союзными республиками на базе «Основ уголовного судопроизводства» смутно говорят о «хулиганстве» (Комментарии уголовного кодекса РСФСР, 1960, ст.10), которое может включать что угодно – от забастовок до демонстраций протеста.
(От автора: в 1981 году за организацию забастовки был осужден (по статье «антисоветская пропаганда») один из лидеров нынешнего рабочего движения Самары, руководитель Партии Диктатуры Пролетариата (ПДП) – Григорий Исаев, пробывший в заключении 6 лет. За «хулиганство», как мы помним, был осужден Игорь Данилов. Автор этой статьи, кстати, также в 1989 году входил в подпольную группу «Социалистическая рабочая партия» во главе со слесарем трамвайного депо С. Логиновым, ставившую целью восстановление диктатуры пролетариата. За распространение листовок и отказ стать информатором КГБ был отчислен из института. На него также возбуждались уголовные дела по «антисоветской пропаганде» и «хулиганству».
Последствия этой репрессивной политики КПСС сказываются до сих пор, - а именно в том, что рабочий класс не имеет традиций классовой борьбы. – Р. И.)
Единственно, время от времени новая буржуазия позволяет некоторым буржуазным интеллектуалам, заинтересованным в установлении определенных гражданских прав и свобод, высказаться за границей. Варьируясь обычно от буржуазных либералов до реакционных защитников царизма, они не представляют серьезной опасности для бюрократии.
Бюрократы предпринимают очень энергичные действия против рабочего класса и его борьбы, как доказано использованием огнестрельного оружия против бастующих польских рабочих и приговорами, вынесенными некоторым из них. Если бы это было возможно, никакие сведения о таких столкновениях не просочились бы во внешний мир, потому что это непосредственно уничтожает тщательно лелеемый ревизионистами образ якобы благоустроенной жизни.
По этой причине государство пытается выстроить широкую сеть информаторов на предприятиях, чтобы пресечь организованные снизу забастовки рабочих в зародыше».
Вернемся, однако, к борьбе рабочих в конце 80-х годов. Яковенко, Данилов, Прибыткова винят рабочих в том, что те, бастуя, требовали де «полного хозрасчета»… Что означает «полный»? Это были требования перевода на хозрасчет отдельных бригад, что на фоне общих изменений в экономике было совершенно несущественным. Потому что окончательный перевод на хозрасчет всех предприятий нашел свое завершение еще в период недолгого пребывания на посту Генсека КПСС Ю. В. Андропова. Надо заметить, что Андроповым были предприняты энергичные меры по искоренению в СССР «теневой экономики» (т.е. фактически направленные против активно формирующейся в общественный класс подпольной частнокапиталистической буржуазии). Но сама экономическая система в СССР во время его правления сделалась полностью государственно-капиталистической.
Яковенко, Провозин и К* пеняют рабочим, что те «стремились подороже продать свою рабочую силу». Это просто удивительное для марксистов обвинение. В ситуации, когда рабочую силу вообще приходится лишь продавать, разумеется, лучше продать ее дороже, а не дешевле. Продажа рабочими своей рабочей силы указывает на то, что антагонистическое противоречие труда и капитала никуда не исчезло, а лишь приобрело другую форму. Будучи полностью отчужденным от средств производства, рабочий продавал свой труд управляемому бюрократией госкапиталистическому государству.
Горбачевская «перестройка» и открытый переход к капиталистическому рынку после XXVIII съезда КПСС – не более чем закономерный этап, подготовленный всеми предшествующими, начиная с реформы 1956 года, преобразованиями в экономике в интересах «совокупного общественного эксплуататора» - партийной и государственной номенклатуры.
И вот сейчас мы имеем возможность лицезреть, как некоторые начинающие теоретики пытаются пенять рабочим на то, что они де своими забастовками «разрушали социализм». А было ли что разрушать? Эксгумировав труп позднесоветского «социализма», мы обнаруживаем, что социализмом он отнюдь не являлся. Конечно, этот строй продолжала именовать «социализмом» горбачевская мафия, но - сколько ни повторяй «халва» - во рту слаще не становится.
Прозвучавшее на некоторых забастовках требование об акционировании предприятий так же не может быть поставлено в вину рабочему классу в условиях, когда рынок стал свершившимся фактом, и сказались его разрушительные последствия, – акционерная форма собственности ничем не «подрывала социализм», которого уже не существовало. И в то же время казалась предпочтительнее государственной, давая шанс повысить благосостояние рабочих семей. (Такая форма собственности существовала в титовской Югославии. Причем, те же самые современные ревизионисты, которые обвиняют в «антисоциалистичности» советских рабочих, продолжают именовать «борцом за социализм» даже Слободана Милошевича. Простительное для бюрократов является непростительным для рабочих. В этом проявляется ревизионистское «двоемыслие» - такое же, как и у империалистов США, применяющих «политику двойных стандартов».) Введение рынка ударило по карману не партийных бюрократов и тесно связанных с ними новоявленных нуворишей. Оно лишило средств к существованию именно рабочих и их семьи. У тех же шахтеров, которые первыми продемонстрировали мощь забастовочной борьбы была многомесячная задолженность по зарплате в то время, как из-за тотального дефицита купить необходимые продукты и предметы потребления можно было только втридорога на «черном рынке». (А жены-то, небось, их пилили: «Какой же ты мужик, если целыми днями вкалываешь, а семья месяцами сидит без денег?») Вполне естественно, что рабочий класс не стал в этих условиях покорно и рабски молчать, а ответил забастовочной борьбой, что является его несомненной заслугой и честью.
Или придумали, например, такое «обвинение»: жадность побудила рабочих сделать одним из требований, начавшихся в 1989 году, забастовок право продавать продукцию на внешнем рынке за валюту. Однако монополии внешней торговли на тот момент уже не существовало. С 1987 года частные «кооперативы» могли получить лицензию на проведение внешнеторговых операций. А государственные предприятия были этого права лишены, им позволялось продавать продукцию только на внутреннем рынке за рубли. Для выхода на внешний рынок требовалось заключить договор с частником-посредником. Такими посредниками чаще всего являлись родственники высокопоставленных функционеров КПСС. Делавшие на этом баснословные состояния в кратчайшие сроки. Именно на этом озолотился зять премьер-министра В. Павлова – Артем Тарасов, прославившийся тем, что пытался в 1987 году заплатить миллион рублей партийных взносов в КПСС. Получается, что политика правящей «Коммунистической» партии, многие из деятелей которой до сих пор руководят «комдвижением», поставила частную собственность в привилегированное положение по сравнению с государственной. Почему бы рабочим госпредприятий было не бастовать, чтобы потребовать от «коммунистов» равных с частниками прав для своих предприятий? В чем тут недостаток классового сознания?
Оппоненты на все это неизбежно возразят: хорошо, допустим, причины бастовать у рабочих действительно были. Но почему же они требовали не того, что действительно отвечало их коренным интересам, т.е. восстановления принципов существовавшей до конца 50-х годов социалистической плановой экономики, а того, что этим коренным интересам явно противоречило?
А ответьте тогда, пожалуйста, уважаемые: от кого в 1989 году можно было потребовать восстановления плановой экономики? От КПСС, едва ли не единогласно проголосовавшей за год до этого за переход к рынку? Или была какая-то другая партия, стоящая на позициях плановой экономики и социализма, которую рабочие могли бы привести к власти?
Разве не знают нынешние обвинители рабочих одну из основополагающих идей В. И. Ленина о том, что рабочий класс не в состоянии самостоятельно перейти от экономической борьбы, т.е. борьбы за улучшение своего материального положения, к политической, т.е. борьбе за социализм, поскольку он не в состоянии выработать классовое самосознание? Привнести такое сознание в рабочий класс, - писал Ленин, - способна только всероссийская политическая организация, т.е. революционная рабочая партия. Почему? Потому что рабочий обладает прикладными знаниями, необходимыми для преобразования окружающего материального мира, но не владеет знаниями об устройстве общества и происходящих в нем процессах. А такой революционной партии у советского рабочего класса не было. Происходившие на рубеже 80 – 90-х годов забастовки следует рассматривать как проявление стихийной экономической борьбы пролетариата в условиях реально существующей уже на тот момент капиталистической экономики. Еще раз процитирую В. Диккута: «Рабочий класс в Советском Союзе находится в антагонистическом противоречии с классом, установившим свое господство над всем обществом. Лишенному даже мельчайших пролетарско-демократических прав рабочему классу трудно вести новую борьбу за восстановление диктатуры пролетариата.
Он должен заново выстроить революционную коммунистическую партию в нелегальных условиях, гораздо более сложных, чем во время царизма, потому что новая буржуазия маскируется с помощью марксистско-ленинской риторики.
Различные события демонстрируют, однако, что рабочий класс в ревизионистских странах восстает.
Борьба рабочего класса в этих странах должна вестись с чрезвычайной интенсивностью, так как каждое выступление за экономические требования почти автоматически принимает политический характер, будучи направлено прямо против партийной и государственной бюрократии. Бюрократия сурово реагирует и скора на ввод военных. Вот почему может потребоваться долгое время, прежде чем рабочий класс в Советском Союзе сможет организовать массовую борьбу в крупных масштабах. Но он осознает, что есть только один фундаментальный выход: насильственное свержение бюрократически-монополистического капитализма и восстановление диктатуры пролетариата, руководствующейся революционной теорией марксизма-ленинизма».
В эту, в целом верную характеристику необходимо внести одно уточнение: как показала история, к концу 80-х годов бюрократии удалось в значительной степени выветрить из сознания советских рабочих представление о диктатуре пролетариата и марксистско-ленинских принципах. Как мы убедились на примере новочеркасских событий, классовое самосознание на определенном этапе настолько укрепилось в советском рабочем классе, что он был способен на самостоятельную политическую борьбу за свои коренные интересы, даже в условиях реально проводимого руководством КПСС контрреволюционного курса. Но за последующие три десятилетия ревизионистами было сделано все, чтобы отвлечь рабочих от социально-экономических проблем и вытравить из них классовое самосознание. Для этого использовался давно наработанный буржуазией западных стран арсенал: от подкупа за счет сохранения до поры до времени высоких социальных гарантий до песен Аллы Пугачевой и другой попсы в сфере культуры. Главным было добиться, чтобы рабочие не пытались вмешиваться в сферу управления.
Насколько сиротливо, при относительном материальном благополучии, чувствовал себя отчужденный от средств производства рабочий в советском обществе хорошо видно из фильма «Афоня» (1975 г.), в котором не находящий себе места и дела по душе главный герой – рабочий в конце фильма говорит милиционеру, что он «не знает, куда он летит». На какие три буквы летит он вместе со всем обществом, стараниями ревизионистов не мог осознать и советский рабочий класс в целом: ему умело внушали, что эти три буквы – «МИР»…
* * *
Теперь, господа присяжные, давайте зададимся еще раз теми же вопросами:
1) Кто был могильщиком социализма?
2) Что именно похоронил рабочий класс?
Ответы, представляется, напрашиваются сами собой:
1) Социализм задолго до рабочих выступлений в конце 80-х годов похоронила советская государственная и партийная номенклатура. В рассматриваемый период она уже ввела рыночную экономику и, объединившись с дельцами – «теневиками», сама стремилась к превращению в классическую буржуазию.
2) Какая-то часть советского рабочего класса внесла определенный, впрочем, не такой уж существенный, вклад в похороны государственной формы собственности в условиях и без того происходящего перехода от государственно-капиталистической к классической капиталистической экономике частных монополий. При этом в условиях резкого падения жизненного уровня, задержек зарплаты и тотального дефицита, побуждала к забастовкам отнюдь не пресловутая «жадность рабочих» (термин Яковенко), а стремление к выживанию своих семей.
И вот, когда мы с вами закончили рассмотрение изложенных выше аргументов, предлагаю:
- «обвинительное заключение», составленное И. Даниловым, А. Яковенко и Л. Прибытковой, признать необоснованным, и оправдать рабочий класс СССР за отсутствием состава преступления. На скамью подсудимых предлагаю отправить обуржуазившуюся партноменклатуру КПСС. Кстати, немало ее представителей продолжают свою губительную деятельность на руководящих постах комдвижения и сегодня.
И еще. Будучи подельником своих оппонентов И. Данилова и А. Яковенко, я, разумеется, не могу относиться к ним иначе, как к товарищам по оружию. Однако после победы второй пролетарской революции на постсоветском пространстве работать в правоохранительных органах мы этих товарищей, думаю, все-таки не возьмем. А то ведь повяжут какого-нибудь Сидорова за убийство паршивой собачонки – «и в дальний путь на долгие года»…
